Вокруг света 1965-08, страница 10

Капитан рассмеялся, раскачиваясь под напором распиравшего его веселья. Смех вылетал из него короткими булькающими очередями, словно из пулемета.

—. Бедный, бедный Дэвид Росс! Наивный парень! Неужели же вы всерьез думаете, что наш благородный Рональд Барби, хранитель высоких моральных принципов нашего прекрасного города, признается, что знал о готовящемся преступлении и спокойно позволил, чтобы ограбили ювелирный магазин?

«Но как он узнал? — думал капитан, и мысли его в отличие от веселого голоса были тревожными, — во всем этом деле есть что-то, чего я не понимаю. Руффи и его люди профессионалы, и они не могли где-нибудь проболтаться. А что, если... Мне нужна фотография Росса. Как бы ее достать...»

Ощущение глубокого поражения опустошило Дэвида. Обмякший, он сидел в кресле и не думал ни о чем. Стена, стена вокруг, чудовищная стена эгоизма, и сам он тоже кирпич в этой стене, только больше не сцепленный раствором заурядности с остальными. Он повторял себе, что ничего не мог сделать, что он не виноват, но. видя насквозь других, он начинал лучше разбираться в себе и осознавать свое сходство с другими.

«Надо попросить у него карточку прессы под каким-нибудь предлогом. На ней есть фото...» — подумал капитан.

Не отдавая себе отчета в том, что он делает, Дэвид машинально вынул из кармана карточку прессы и протянул капитану. Тот вздрогнул и быстро вышел из комнаты.

ГЛАВА, В КОТОРОЙ ДЭВИД ПЫТАЕТСЯ УДЕРЖАТЬ СВОИ ПОЗИЦИИ

Основатель, владелец и редактор «Клариона» Рональд Барби просматривал свежий выпуск газеты. Он держал еще пахнувшие типографской краской листы нежно и осторожно, как держат в руках младенца.

Огромным черным частоколом всю первую полосу перерезали заголовки: НАЛЕТ НА ЮВЕЛИРНЫЙ МАГАЗИН В ЦЕНТРЕ ГОРОДА. ДОБЫЧА ОЦЕНИВАЕТСЯ В ТРИ ЧЕТВЕРТИ МИЛЛИОНА. ДВОЕ СЛУЧАЙНЫХ ПРОХОЖИХ УБИТЫ НА МЕСТЕ. ФОТОГРАФ «КЛАРИОНА» ЗАПЕЧАТЛЕВАЕТ ОДИН ИЗ САМЫХ СМЕЛЫХ НАЛЕТОВ В ИСТОРИИ АПЛЕЙКА.

Барби почувствовал где-то в позвоночнике легкий скользящий озноб, который всегда испытывал, глядя на шедевр. Он посмотрел на три клише, на которых видны были автомобили, стоящие почти у самого магазина, момент, когда грабители разбивали стекла витрин, и носилки, задвигаемые в «Скорую помощь» санитарами. «Это работа», — подумал он.

Барби нажал кнопку и сказал:

— Мисс Новак, пришлите ко мне Росса, и побыстрее.

Дэвид вошел молча и молча уселся в кресло, не ожидая ритуального кивка редактора.

— Дэвид, вы должны чувствовать себя именинником, а вы выглядите, словно на похоронах. Вы молодчина. Вы знаете, на сколько мы обставили «Геральд»? С сегодняшнего дня вам прибав

ляется две тысячи в год и вы переводитесь на специальные задания. Что вы скажете?

Дэвид молча пожал плечами. По крайней мере этот человек не открывал перед ним никаких неожиданных сторон своего характера. Перед ним был действительно по-своему принципиальный человек, и Дэвиду на мгновение стало легче на душе.

— Спасибо, мистер Барби, — ответил он вяло и повернулся, чтобы выйти, но редактор сказал:

— Обождите, Дэвид. Через час начинается пресс-конференция Стюарта Трумонда. Вы ведь знаете, что он добивается переизбрания в сенат от нашего штата. Он хороший парень, и я хочу, чтобы отчет с пресс-конференции дали вы. На первую полосу.

Сенатор Трумонд, медленно поворачиваясь всем телом, обвел взглядом журналистов и сказал:

— Если у вас есть вопросы, джентльмены, валяйте.

Несколько десятков журналистов, заполнивших небольшой зал для пресс-конференций отеля «Хилтон», на мгновенье оторвались от блокнотов. Никто из них не торопился вскочить со своего места: пресс-конференция — старинный ритуал с давно известными церемониями. Ведущий конференцию почти всегда знает, о чем его спросят, а задающий вопрос знает, что на его вопрос ответят. И если иногда журналисты и наступают друг другу на ноги — в прямом и переносном смысле слова, — то лишь потому, что хотят попасть в телеобъектив.

Но на пресс-конференции сенатора Трумонда телекамер не было и задавать вопросы никто не торопился. Наконец кто-то спросил:

— Что входит в ваше меню, сенатор? Во время избирательной кампании вам приходится много выступать...

— Яйца, бифштекс и горячий томатный суп.

— Какое у вас кровяное давление?

Вопросы теперь следовали один за другим.

— Любите ли вы тепло укрываться в постели?

— Как вы относитесь к моде на дамские брюки?

— Любите ли вы животных?

Перед присутствовавшими на глазах вырисовывался ярчайший портрет серьезного политического деятеля. Глубокие вопросы вскрывали тайники души сенатора и выворачивали ее наизнанку. Еще бы! Любовь к томатному супу и терпимое отношение к дамским брюкам — ради одного этого стоило устраивать пресс-конференцию.

У сенатора почти не двигалась шея, и при каждом вопросе он поворачивался к журналисту всем телом. Он был грузен и походил на угрюмого медведя.

— Еще вопросы, джентльмены? — спросил он, и Дэвид услышал бесплотный звук его мыслей: «Слава богу, кажется, обошлось благополучно... ни одного вопроса о минитменах...»

— Будьте добры, сенатор, — сказал Дэвид, — расскажите, как вы относитесь к тем, кого называют минитменами?

«Паскудник, — зло подумал сенатор, и Дэвид почувствовал, как в нем поднимается ярость, — подожди, захватим власть, мы тебе покажем...»

— Я поддерживаю всех тех, кому дороги наши великие традиции! — патетически воскликнул сенатор.

«...Сюда бы пяток наших минитменов с оружием, они бы тебе объяснили...»

8