Вокруг света 1967-02, страница 21

ДЕСЯТЬ ТЫСЯЧ МОИХ ЗЕМЛЯКОВ

КЛАУС БОЙХЛЕР

урый уголь — темный, а вода, что выделяется из него в процессе сушки, поднимается из труб брикетного завода белоснежным паром. Хлопья ваты плывут по светло-голубому небу поздней осени. Я замираю пораженный. Ощущения, накопленные еще в первые годы жизни, не сохранили в памяти столь волшебного калейдоскопа красок.

Только трех труб не хватает до круглого числа «сто» над корпусами коксогазового завода Лаух-хаммер. Когда добрый десяток лет назад над установками комбината поднялись первые стальные трубы, мне в голову пришло сравнение: «Корабль, поднимающий якорь, чтобы плыть в будущее...»

А в те времена, когда я бегал в коротких штанишках* здесь было захолустье. Но для нас название Эльстерверда сливалось с романтическими мечтами, хотя времена были далеки от романтики. Мы ездили на велосипедах в поля искать таинственный голубой цветок. Вечерами сидели на сеновале, играли на губной гармошке и подсвистывали перелетным птицам. И вдруг замолкали, прислушиваясь к глухим ударам и ощущая дрожание земли. Холодный ветер обдувал наши голые ноги. Хозяйка дома, старая крестьянка, ворчала себе под нос: «Они нас еще всех угробят», и нам становилось не по себе...

Дорога к городу моего детства ведет через деревни Плесса, Кала, Краупа, Била. Все названия здесь кончаются на «а» — это отзвук далекого прошлого, а для моего учителя-латиниста — палочка-выручалочка, которая помогла вдолбить в наши головы латинское склонение.

«Процветание города заключается не в том, чтобы собирать большие сокровища, а строить прочные стены, красивые дома, делать множество ружей и лат..,»

Знал ли Лютер о существовании моего Эльстерверда, который сейчас лежит всего в часе езды на автомобиле от его родного Виттенберга? Во всяком случае, он сказал это в утешение всем жителям таких же захолустных поселков. И вот сегодняшний Эльстерверда. Ни ворот, ни достопримечательностей, ни памятников. Так тесно, что дома в центре города пришлось надстроить на пороге века на один этаж. Ратуша скромно стала вровень с домами.

Только рыночная площадь выглядит солидно. Во времена моего детства она была вполовину меньше. Пожар последней войны поглотил целый квартал. Но жители оказались настолько мудрыми, что обратили несчастье во благо. Они убрали развалины, посеяли траву и посадили кусты роз. И вот возник настоящий центр с красивым цветовым «пятном». Сделав несколько шагов, попадаешь в переулки, названия которых говорят об их сельском происхождении: здесь и Полевая дорога и Луговая улица. В свое время в центре города был даже Свиной переулок, который магистрат, подумав о престиже, в конце концов переименовал в Бондарную улицу.

Два-три поворота, и опять открываются дали. Бумажный змей поднимается с луга в шелковую голубизну неба. Картофелекопатель убирает на поле урожай. И резкий запах паленой травы вновь навевает воспоминания.

Лет тридцать назад большие телеги еще ездили по центру города. В десяти шагах от ратуши крестьяне сгружали сено и картофель, мычали коровы, кудахтали куры. Три раза в год устраивалась скотная ярмарка. В первый день мы пропускали занятия в школе и бегали глазеть на визжавших поросят. А однажды я попал под упряжку, которая ушла от своего кучера, засидевшегося в пивной,

В городском совете я нашел архивариуса — подвижного человека восьмидесяти пяти лет. В сумрачной комнатушке ратуши он раскапывает историю. Этот человек, несколько десятилетий проработавший учителем, человек, которого первый советский военный комендант рекомендовал директором школы, прочел мне маленький доклад о нашей общине, насчитывающей ни много ни мало — уже больше 750 лет.

«В течение столетий Эльстерверда подчинялся помещику, который вершил суд и по своему хотению назначал бургомистра и муниципалитет. Как же могли тогда осуществляться городские права?»

При этих воспоминаниях у архивариуса, любезного Пауля Мюллера, и сейчас вздрагивают очки от возмущения.

Прежде чем добраться до настоящего, я вновь глубоко ныряю в прошлое своего маленького города; иду в замок, который стоит на Шварц-Эль стере — нет, не так... — тянется вдоль Эльстера. В этом здании благородного саксонского барокко, с гордым коньком на крыше жили юнкера, сдиравшие семь шкур со своих вассалов. Единственное, что они оставили после себя, это две французские лилии в гербе города.

В XVIII столетии барон фон Ле-вендаль перестроил крепость в замок. По документам, он был человеком, склонным к роскоши. Верноподданные жители с трудом сколачивали для этого ничтожества деньги, занимаясь сплавом леса, земледелием, скотоводством, ловлей раков и рыбы. Они искали утешения среди этой непомерной нужды и находили его... в пиве. Более чем в 70 домах варили этот напиток и неустанно рекламировали его в окрестных деревнях как лекарство против почти всех болезней:

«Не хочешь ты подагры и

колик в почках тоже,

Вкушай напиток сей, и он тебе поможет».

(Таким образом, под покровом милосердия развелось бесчисленное количество трактиров.) Известнейший саксонский Строитель Матеус Даниэль Перрель-манн — творец дрезденского Цвингера — по заданию своего короля переделал замок Эльстерверда в летнюю резиденцию кронпринца.

19