Вокруг света 1968-07, страница 63
Теперь по ночам Теперь по ночам в маральнике молчаливые передвижения. За высокой оградой из обтесанных лиственниц олени томятся. Окрестные же горы гремят. Рогачи ревут, они стонут, они требуют. Похоже, что рогачи через чудовищные репродукторы проклинают небо. Взойдет луна, пустынная, глухая. В ситцевый ровный свет оденутся таскылы. И станет видно, как маралухи ходят, ходят, вслушиваются во все стороны и смотрят вон из ограды. Маралы же стоят на пригорках с пеньками, закаменевшими на головах, вместо рогов. И отличить их издали от маралух трудно. Они тоже глядят по сторонам и вслушиваются в шорохи, как стражники. Порой они смотрят на луну. И тоже временами трубят, но нерешительно, как бы просто окликая друг друга или подбадривая. А вокруг за оградой гуляют коронованные свирепые рогачи тайги. Так стоят по всему маральнику до утра. И чудится мне, что каждый из них поет неслышную грустную песню и глазами, полными этого пения, вот и смотрит сейчас на луну. Свеча и виноград Когда из Турции дует жаркий, мягкий и душистый ветер. Когда на Приморском бульваре прохожие задерживают шаги, когда ветер становится ласковым и когда человеку чудится, будто воздух растворяет одежды. В такое вечернее время представляется, что из-за моря стелются над волнами темные женские волосы, душистые оттого, что пропахли молодыми виноградниками. В такой вечер в магазин «Массандра» заходит пожилой человек. Подают ему два тонких стакана бордо или два стакана муската, что красный камень. Мужчина ставит их на столик на расстоянии друг от друга. Мужчине подают свечу, его здесь давно и хорошо знают. Он свечку ставит в стороне и зажигает, чиркнув спичкой из маленького обветренного коробка. Так он сидит весь вечер и переставляет свечку то на одно, то на другое место. Он смотрит на стаканы. И видно, что глаза его разговаривают с пламенем. Сегодня кто-то приехал Сегодня кто-то приехал из Мексиканского залива. Пойду я посмотрю на этого человека. Я подойду к нему и трону за плечо. — Неужели это вы приехали из Мексиканского залива? — спрошу я. — Конечно, это я. — Чего же вы там делали среди такого большого и жаркого моря. — Я путешественник. — Тогда я вам завидую, но мне вас жаль немного. Человек, вернувшийся из Мексиканского залива, удивится. — Нет, — скажу я, — будь я путешественником, я бы вернулся из Бискайского залива, или из пролива Королевы Шарлотты, или, .с острова Питкэрн, из Гренландии, Патагонии, или же из всех этих мест сразу. ТАДЕУШ СОБОЛЕВСКИЙ Мама, ходзь ту!.. прожил в Австралии год — монтировал польское я оборудование на лесопильном заводе. Домик мой стоял недалеко от завода на склоне горы. Рядом проходила дорога, крутая и ухабистая, построенная еще в начале века ссыльными каторжниками-англичанами. Под каменным мостиком, вблизи нашего дома, в густой траве уютно жила семейка змей-тигров. Такое имя змеи заслужили не только за черные полоски на желтой спине, но и за свирепый нрав. Стоит их потревожить, как они молниеносно бросаются на обидчика. Укус их смертелен. Поскольку мои дети часто играли на мостике, такое соседство, естественно, беспокоило меня. Однако знакомые австралийцы посоветовали мне не трогать змей. — Примани лучше на свой двор птицу кукаба-ру — всех змей выведет, — сказал мне старик Хик Холмс. — Да, но как это сделать? — спросил я. — Очень просто. Начни только копать землю в огороде, сразу прилетит. Действительно, стоило мне выбросить первые лопаты земли, как надо мной раздался дикий, прямо-таки мефистофельский смех. От неожиданности я вздрогнул. Потом поднял голову: в ветвях сидела странная птица с головой в виде молота, украшенной внушительным клювом. Это и была кукабара. Птица внимательно следила за моей работой и каждый раз, когда в земле показывалась красная стоножка, ужасно ядовитое насекомое, стремительно бросалась на нее с дерева, хватала ее прямо у меня из-под ног и тут же проглатывала. Законы Австралии охраняют кукабару. Поэтому она чувствует себя в безопасности около людей и платит им за это тем, что защищает их от ядовитых тварей, которых на австралийской земле великое множество. К змеям она беспощадна. Стрелой упав на змею, кукабара намертво хватает ее клювом за шею и взмывает ввысь. Потом она бросает гада на каменистый грунт и снова пикирует, хватает, поднимает в воздух и опять бросает до тех пор, пока змея не испустит дух. Тогда кукабара приступает к трапезе. Смех кукабары, напугавший меня, говорят, наводит панический ужас на змей. Вообще-то змеи слышат плохо, но пронзительный и зловещий голос кукабары улавливают сразу и стараются немедленно укрыться куда-нибудь подальше. Моим соседям-змеям это не удалось. Кукабара выследила их всех до одной и не успокоилась, пока не позавтракала всеми членами змеиной семейки. Мои дети смогли играть спокойно. А вот случай с другой — истинно австралийской птицей. Если когда-нибудь в австралийском лесу вы услышите... Впрочем, лучше по порядку. Однажды днем я вдруг услышал, как моя маленькая дочка Анна тоненьким своим голоском зовет: — Мама, ходзь ту! Что за чертовщина, голос доносится откуда-то из лесной чащи, в то время как Анелька спокойно играет около дома со щенком Динго. По счастью, рядом был тот же мудрый Хик Холмс. — Это кричит птица-лира. Она любой звук воспроизводит лучше магнитофона. Из леса снова донеслось: — Мама, ходзь ту! Отныне мы решили говорить между собой погромче, чтобы дать возможность птице-лире лучше изучить польский язык. Через неделю способная птица отчетливо произносила: «Пшепрашем пана бардзо». Знакомые австралийцы были в восторге — они-то и за год не смогли выговорить столь сложную фразу. Кто знает, может, она и научилась бы совсем хорошо говорить по-польски, да я, кончив работу, уехал. Перевел с польского Г. САВИНОВ 61 |
