Вокруг света 1968-09, страница 76

Отец, тоже обнаружив в вас участника разговора, уже обращается прямо к вам:

— Да, мы все здесь дорожники, во Львове, — «кам'енярь». (знаете нашего Франко?). Брусчатки в городе много. И по области встречаются дороги из брусчатки. Я люблю такое покрытие. На века оно. Но ведь и у вас там уже есть какие-то традиции, правда? — Последние слова его обращены уже к сыну.

Две девушки идут вверх по аллее обнявшись, глядя в один учебник. Что за науку «грызут» они так вот, по дороге? Вместе с девушками незаметно оказываетесь вы у здания, совсем новенького, однако с мемориальной доской. Необычная доска. Она сообщает, что этот дом спроектирован и построен силами студентов и преподавателей Львовского политехнического института. Стеклянные двери нараспашку. Внутри прохладно и просторно, как во всяком здании новой архитектуры. Невысокие потолки, ленты окон. Ничем не отличается этот учебный корпус от сотен других таких же в стране, кроме того, что он весь, от самого первого проекта, от первого камня до последней дверной ручки, привернутой наспех, сделан руками учащихся здесь. Это вселяет в вас неожиданную гордость.

На вас с любопытством оглядывается, проходя по коридору, девушка и, тут же догадываясь, зачем вы вошли, подходит к вам.

— Мы не только здание это построили. Еще целый городок для отдыха на Черном море. И общежитие. Да вы зайдите на строительный факультет. Вам покажут наши проекты.

— Вы, наверное, сами на строительном?

— Нет. Я буду кибернетиком.

Вы невольно улыбаетесь, представив себе эту светловолосую круглолицую дивчину в компании роботов. А она, угадав опять ваши неквалифицированные мысли, продолжает:

— У нас на факультете тоже есть, интересные работы. Но это для специалистов. Впрочем, ма-шина-экзаменатор вам бы понравилась. А на стройке работает каждый студент, на каком бы факультете он ни учился. Хотите, я провожу зас в главный корпус?

И вы долго ходите и смотрите на образцы студенческих работ, внимательно вглядываетесь во фрески Яна Матейки, покрывающие потолок и стены зала.

И снова обращаетесь к макетам, приборам, стендам, а потом уже в бюро ВЛКСМ к графикам, показывающим, сколько, когда, где и что сделали студенческие отряды. И прикидываете, что это все неплохая прибыль стране, институту.

Выйдя из института, вы ловите себя на мысли: а куда спешить? Еще успеете хорошо узнать город. Еще обойдете его вдоль и поперек, побываете в знаменитом Стрийском парке. Попадете, наконец, на улицу П1д-вальну, куда не довез вас утром трамвай, увидите толстенные стены арсенала. Сходите во все пять театров — четыре украинских и один русский. Осмотрите новые районы, узнаете, как собирают на здешнем заводе телевизоры, как, может быть, те самые ребята, что час назад разделили ваш завтрак в столовой или указывали вам дорогу к центру, создают из груды мелких разноцветных «деталек» пахнущие лаком изящные «средства связи» XX века...

Но чтобы завершить утро вашего знакомства с городом, поднимитесь к Высокому замку, туда, где за хаосом разноокрашен-ных крыш, высится башня телевышки, — держите курс прямо на нее, пока она не окажется рядом с вами.

Теперь город остался внизу, в котловине, и оттуда слышится ровный гул, а здесь — тишина. Кажется, совсем рядом торчат верхушки остроконечных крыш соборов и церквей, между ними плоскогорья кварталов и провалы улиц. Самих улиц не видно отсюда, и можно лишь по гулу догадываться, что там толпа, машины — жизнь. Но вы слушаете здешнюю тишину. Вы сейчас там, откуда пошел лежащий внизу город. На какое-то мгновенье чувствуете себя тем воином галиц-ко-волынского князя, что стоял в дозоре у замка столетия назад и прислушивался, не слышно ли топота татарских коней в степи...

Иллюзию разрушает рокот приземляющегося поблизости на аэродроме самолета, у ворот телецентра гудит машина. Город живет своим временем.

А вы все стоите. Хватит, право. Идите снова в город, теперь уже в дневной. Или нет, постойте. Вам хорошо было в нем, уютно? Вы не жалеете об ушедшем утре? Тогда поклонитесь городу. Поклонитесь мысленно. Город поймет вас.

Этого студента раскопки увлекали не меньше, чем нас. Но мы были убеждены, что археологом ему не быть. Что-то другое привело его в пустыню. Может, просто экзотика: бураны, барханы, вараны, джейраны, караваны...

Много лет спустя я узнал, что в песках его интересовали мы сами. . Для наблюдений ему нужен был замкнутый коллектив. Мы, надежно замкнутые пустынным горизонтом, вполне его устраивали.

На раскопках он открыл и сформулировал следующий психологический закон:

В КАЖДОМ КОЛЛЕКТИВЕ ВСЕГДА ЕСТЬ ЛИЦО, ОТНОШЕНИЕ КОЛЛЕКТИВА К КОТОРОМУ ЕДИНОДУШНО.

Он перебрал в памяти все коллективы, членом коих он был. Закон подтверждался! Даже в купе дальнего поезда обнаруживался некто, над кем посмеивались, кого перевоспитывали, обсуждали, чьи странности вызывали у всех раздражение,, а порою, наоборот, восторг и радость. Так, например, случилось в нашей экспедиции, где эту роль играл фотограф — чудак, балагур, всеобщий любимец.

Студент пока не придумал строго научного термина, греческого или латинского, и называл таких людей сначала козлами отпущения. потом дежурными чудаками.

Раскопки заканчивались. Фотограф вместе со всеми должен был вернуться в Москву. А несколько человек во главе с самим Шефом отправились в маршрут через Каракумы. Студент правдами и неправдами добился, чтобы его взяли туда. Ему не терпелось проверить еще один пункт своего психологического закона:

74