Вокруг света 1968-09, страница 79шины застряли в песках, а он радуется! Своей несуразностью, своей восторженностью Циркуль мог накликать на нас беду Он казался нам источником скрытой опасности, невольным сообщником пустыни, тайным агентом неведомых сил: того и гляди, с иим самим или — по его милости — со всеми нами случится непредвиденное. Последняя крепость древнего оазиса. Останавливаемся на привал у ее подножья. Шеф вынимает кз планшета новый лист карты, усыпанной, будто веснушками, россыпью коричневых точек. Вид этих точек, обозначающих пески, привел шоферов в трепет. Они молча вытащили из-под сидений инструменты и полезли под машины. Циркуль расплывался в улыбке. Еще бы! Земли древнего орошения кончились. Не будет пи топографического шага, ни окриков архитектора, ни шуточек за спиной. Из Цкркуля о и опять превратился в человека «В каждом коллективе исегда есть лицо, отношение коллектива к которому единодушно», — как фотограф, с которым всем было весело. Пусть, придется пошалманить. Тут Циркуль покажет, что он не хуже других. И вообще, когда человек решил быть не хуже других, он делается лучше. А стараясь доказать, что он лучше всех, становится хуже. Не кроется ли за этим какой-нибудь новый психологический закон? Циркуль вытащил из машины рейку, треногу для нивелира и приготовился тащить их на крепость, чтобы снова печатать метровые шаги по крутым стенам, и глядеть под ноги, и шевелить губами, считая шаг за шагом. Странное дело! Ему было грустно, что все это в последний раз. А мы привычно готовили кирки, лопаты, мешочки для находок, упаковочную бумагу, проверяли фотоаппараты, вешали через плечо полевые сумки с инструментами и дневниками. Архитектор с карандашами и блокнотами в карманах комбинезона, с резинкой, болтавшейся на шнурочке, как медальон, с ящиком для нивелира в одной и с огромной палкой в другой руке подошел к Циркулю и встал рядом. Ему тоже было грустно. Он поставил ящичек на песок и свободной рукой дотронулся до костлявого плеча помощника. У Циркуля от волнения задергался небритый подбородок: «Они все-таки любят меня, — подумал он. — За что же?» ПОСРАМЛЕНИЕ ВРАГА-АПЕЛЬСИНА О том простом факте, что Италия — страна солнца, а самый чистый и яркий символ солнца — апельсин, забыть итальянцам не давали. Рекламы напоминали постоянно: — Апельсины полезны для здоровья! — В апельсинах масса самых важных витаминов! — Если хотите видеть своих детей здоровыми и сильными, кормите их апельсинами! — Самые лучшие в мире апельсины (лучше даже калифорнийских) растут в Италии! — Пусть не смущает вас цена отечественных апельсинов: ничто не дорого для здоровья! Итак, всем итальянцам было ясно: апельсины — это манна небесная. Именно непогрешимость этого лозунга, изобретенного крупными знатоками фруктов— оптовыми поставщиками, должно быть, и помешала общественности взглянуть на апельсин с другой стороны. А с другой стороны, апельсин, прикинувшийся другом, оказался страшным врагом, биться с коим надобно не на живот, а на смерть. Выяснилось это нынешним летом. Дело в том, что Италия слишком богата апельсинами, не настолько, правда, чтобы удовлетворить скромные аппетиты своих бедняков, но настолько зато, чтобы апельсины могли подорвать тонкое равновесие на сельскохозяйственном рынке — как своем, так и общеевропейском. Апельсиновая угроза нависла над Италией. Решительный бой коварному фрукту был дан под Джойа Тауро в провинции Реджо Калабрия. Если бразильское правительство против излишков кофе двинуло в свое время локомотивы, в топках которых эти излишки и сгорели без остатка, то итальянское двинуло бульдозеры. Тысячи тонн апельсинов были собраны в мае в местечке Джойа Тауро. Эти тонны образовались следующим образом: сначала оптовые торговцы придерживали товар на складах, чтобы не упала на него цена, затем, обнаружив, что товар так и не рассасывается, ради устойчивости все той же цены решили уничтожить их. В этом их поддержало и правительство, на которое оказывали сильное давление заправляющие Европейским экономическим сообществом монополии; они потребовали согласно статье 159—66 «уничтожения излишков продуктов». Бульдозеры успешно справились с делом, и от их гусениц убереглись лишь жалкие килограммы апельсинов. Убереглись, конечно, не сами — это крестьяне, не понимавшие, как можно так поступать с плодами их труда, собрали их, несмотря на окрики бдительных полицейских, из-под гусениц тяжелых машин. |