Вокруг света 1969-04, страница 18

отношение рабочего к своему труду: ненавистный Молох, ради чужих прибылей пожиравший рабочие жизни, стал теперь своим заводом, своей шахтой,

И еще один, самый последний штрих биографии Енакиевского завода. Я почерпнул его не в архивах — его принесли сообщения радио 26 октября 1968 года. В этот день на космическом корабле «Союз-3» стартовал в заатмосферную высь космонавт Георгий Береговой. Герой Советского Союза, бывший рабочий Енакиевского завода. Семнадцати лет, окончив восемь классов школы, начал он в

его цехах самостоятельный жизненный путь. Он работал электрослесарем на строительстве агломерационной фабрики... По возвращении из космического полета в беседе с енакиевскими газетчиками Георгий Тимофеевич говорил:

— На всю жизнь сохранились в моей памяти самые добрые воспоминания о заводе... Великая это школа — рабочий коллектив! Помню, что все курсанты нашего аэроклуба были рабочими.

От завода, который был прообразом «Молоха», — к заводу, который стал первой жизненной школой космонавта... Можно ли вообразить перспективу более символическую и воодушевляющую?

Ь ii U

Зимой никогда не встретишь густого черного цвета. Зима светлая, бело-голубая. И даже стволы темных елей кажутся зимой седыми и мягкими. И эта белая легкая тишина медленно и надолго опускается на лес, на поля, на крыши домов.

К концу зимы крыши домов поднимаются над бревенчатыми срубами большими белыми шапками. И из-под этих шапок осторожно поглядывают на низкое морозное солнце тихие зимние окна.

В мороз и солнце шапки домов кажутся легкими и высокими. В метель и ветер они низко опускаются на окна и больше походят на мохнатые теплые шали.

В середине февраля зимние шапки и шали становятся тяжелыми. А в марте, к весне, они сползают набок, назад, открывая солнцу деревянные крыши.

Крыши появляются на солнце теплыми и дымящимися. Легкий мутный дымок поднимается от сырых досок, и доски теряются, исчезают в этом тумане, как дрова в костре. Но вот костер догорает, догорает снег, и над белыми улицами, над белыми сугробами у заборов, над белыми полями поднимаются, как первые проталины, черные-черные крыши.

Крыши кажутся блестящими и живыми от растаявшего снега и тонких быстрых струек воды, что падают вниз, в снежные канавки у стен дома.

К вечеру вода в канавках замерзает, становится мутным, наплывшим льдом, похожим на воск от сгоревшей свечи. Крыши теряют краски весны, краски ожившей земли и первых грачей, тоже затягиваются ледком, и в этом прозрачном ледяном зеркале всю ночь горят, искрятся крупные мохнатые звезды последних мартовских морозов.

Снег ушел со льда_у растаял, расплавился и отступил к берегам. Озеро ожило, зашевелилось и приподняло над холодными белыми сугробами берегов синий-синий лед.

На чистый лед опустилось солнце и раскололо тяжелые ледяные пласты широкими глубокими трещинами.

На солнце трещины кажутся теплыми и белыми. Когда солнце опускается за ели, трещины закрываются и становятся такими же синими, как лед.

С каждым днем трещин на озере больше. В трещинах больше воды. И эта вода уже не застывает, она встретилась с водой озера, и лед вдруг распался, разошелся на большие и маленькие острова.

НА

Острова на озере темные. Голубой цвет сухого льда исчез — его вымочила, смыла вода. И теперь тяжелые намокшие льдины медленно плывут к истоку реки.

У входа в реку льдины останавливаются, снова собираются в замерзшее озеро, и по этому замерзшему озеру-льдинам степенно выхаживают серые вороны. Вороны что-то выклевывают изо льда. Когда ворона ударяет по краю льдины, лед крошится и падает в воду.

Вот вороны что-то почуяли, расселись по березам. Лед вздрогнул, зашевелился и пошел. Льдины ударяются друг о друга. Края льдин крошатся и поднимаются над водой высокими блестящими ледяными столбиками. Столбиков много, они вспыхивают на солнце, расходятся в разные стороны и раскрываются большими белыми цветами.

Цветы тут же отцветают, ледяные лепестки падают в воду, намокают, темнеют и становятся совсем незаметными в мутной воде.

Вчера на краю леса зацвела черемуха. Она занялась белым теплым огнем. Огонь горел всю ночь, а сегодня утром перебрался на соседние кусты, разошелся по загоркам и остановился только у елового лога. В еловый лог черемуху не пустил снег, глубокий сырой снег, оставшийся от зимы.

Еще совсем недавно этот снег был жестким и льдистым, и над ним поднимались в утреннем морозе холодные и фиолетовые стволы елей.

Но мороз ушел, ели ожили, фиолетовый цвет растаял, стал коричневато-бархатным и теплым. Начал плавиться снег. Он оседал, растекался по земле и вдруг занялся густым душным дымом.

Дым затянул пни, низенькие елочки и стволы деревьев. За дымом эти стволы казались мутными и призрачными. Дым полз по земле, по рыхлым горящим сугробам, смешивался с новым дымом и вился-вился вокруг тоненького куста еще не распустившейся черемухи.

Дым становился гуще, в дыму терялись стволик, ветки, и казалось, черемухи никогда больше не будет, казалось, она сгорит совсем вместе со снегом.

Но вот солнце поднялось выше, дым осел, и вместо снега осталась на коричневом мху тоненькая блестящая пленочка воды, и в этой воде — опавшие за зиму еловые иголки.

Блестящая пленочка разлилась широко и чисто, и в ней вдруг засветился легкий белый огонек только что распустившейся черемухи.

16