Вокруг света 1971-02, страница 39

ло единомышленников, куда больше, чем предполагал его верный адъютант.

Жюль не очень прислушивался, о чем говорили с трибуны. Он прекрасно знал, что главное произойдет не в зале, и с иронией наблюдал, как забравшийся после Гальвера на трибуну тощий тип с бакенбардами безбожно коверкал французский язык. Потом взял слово итальянец, назвавший типа с бакенбардами «наш греческий друг». Этот говорил внятно, выстреливая слова, как горошины из игрушечного ружья, о «героях-мучениках» Петене и Муссолини. Тут зал принялся орать: «Дуче! Дуче!», а многие вскочили и выбросили руки вперед в традиционном салюте. Некоторые вообще словно утратили рассудок. Они лупили мотоциклетными касками по подлокотникам, неистово топали ногами. Потом вдруг в зал из президиума поползла тишина, медленно, сначала в передние ряды, а потом все дальше и дальше. Когда Жюль посмотрел в сторону трибуны, на ней стоял маркиз.

— Друзья! — четко произнес Гальвер в председательский микрофон. — Перед вами человек, который будет говорить от имени Жан-Жака Сюзини.

Все снова стали орать и аплодировать. Маркиз поднял руку и дождался тишины.

— Я выступаю перед вами обезличенным, — сказал он, не повышая голоса, — потому что хочу, чтобы вы видели здесь не меня, а нашего вождя. Из своего заточения он говорит вам, что наступило время для решительных действий. К власти! К власти!

— Мы придем к власти! — рявкнул со своего* места в микрофон Гальвер так, что задребезжали громкоговорители. — Мы придем к власти во что бы то ни стало!

В зале поднялся невообразимый рев. На трибуну полезло сразу несколько ораторов. Жюль взглянул на часы. Через десяток минут боссы должны были сойтись с глазу на глаз. Он заторопился проверить посты у запасного выхода, хотя в общем-то был спокоен за них — там стояли только свои ребята из «Дельты», все бывшие члены ОАС...

Жюль осторожно приоткрыл дверь. Вокруг овального стола сидели восемь человек. Говорил маркиз:

— Прежде всего ваши парни должны прекратить эти дурацкие манифестации с флагами, никому не нужные потасовки и прочую белиберду. Необходимо готовиться к настоящей атаке, молниеносной и стремительной, как бросок кобры... Все следует подчинить единой цели: дается сигнал, и через два часа несколько тысяч боевых групп, застав врасплох правительство и полицию, по заранее подготовленным спискам берут всех этих левых и либералов, и мы становимся хозяевами страны... Для такого удара нужно объединить наши политические усилия и материальные средства...

Жюль прикрыл дверь. Все шло по плану. Из зала доносился рев тех, кого привели с собой собравшиеся сейчас за овальным столом.

Фотографии человека, призывавшего летом 1970 года собравшихся в парижском зале «Мютюа-лите» к захвату власти, попали мне на глаза случайно в одной из французских газет. Знакомое лицо: короткий светлый бобрик над квадратным лбом, прищуренные от света юпитеров глубоко запавшие глаза, прямой нос и короткие усы над опущенным чуть влево ртом. Я разглядел даже перстень с черным сапфиром на мизинце руки, которая придерживала микрофон. Сомнения быть не могло. Я уже видел этого человека раньше за мно

гие тысячи километров от Парижа, а если быть точнее, то в 1966 году в лаосской столице Вьентьяне.

СЛУЧАЙНОЕ ЗНАКОМСТВО

В ту осень во Вьентьяне переход к сухому сезону был особенно тяжелым. Все, что оставили после наводнения на улицах воды Меконга, высыхало и поднималось в воздух бурым облаком. Ил, ставший пылью, как ржавчина покрывал пожухлые деревья и стены домов. В барах и лавках появились обычно отсутствующие двери и занавески, но пыль проникала повсюду.

Кондиционер на вилле, где я снимал жилье, вышел из строя после того, как мутная жижа с рисовых полей, кишащая полудохлыми змеями, крысами и трупами собак, подступила к дому и замкну ла электропроводку. Поскольку бедствие было всеобщим, приходилось дожидаться ремонта в очереди других пострадавших. А пока, спасаясь от полуденного зноя, я коротал свободное время в кондиционированной прохладе бара отеля «Ланг Санг». Здесь-то случай и свел меня с маркизом де Бин-нелем.

В полном одиночестве я клевал носом над «Лао пресс», единственной во Вьентьяне газетой на французском языке, когда вдруг услышал:

— Вы позволите, мсье?

Он был тщедушным, этот человек с военной выправкой и щеточкой аккуратно подстриженных усов. Ровный загар, уходивший за воротник армейской рубашки, свидетельствовал, что он не новичок в тропиках, а побуревшее от пыли правое плечо — что у него машина с баранкой на правой стороне. Такими пользовались на другом берегу Меконга, в Таиланде, где движение было левосторонним.

Тщедушный, не дожидаясь ответа, уселся за столик и тут же ткнул пальцем в мою газету.

— Это не французы, нет, это не французы, мсье! Вы, как я могу судить, немец, и, конечно, огорчены. Рвать с НАТО! Это безумие. Ведь опыт говорит нам, что только сотрудничество всех противников красных может принести необходимый эффект... Не правда ли?

Две недели наводнения, когда приходилось спать урывками, порядком вымотали меня, и, чтобы прогнать дремоту, мне требовалось некоторое время. А человек с того берега продолжал без всякой паузы:

— Сам я никогда не носил белого кепи Иностранного легиона, хотя и воевал в Алжире. Я, видите ли, дворянин и служил в танковых частях. Но я умею церить настоящих солдат. Первый полк легиона, где было много ваших соотечественников с Рейна, в шестьдесят первом стал козырем генерала Салана... Сами события подталкивают Францию и Германию друг к другу... Я знаю, вы ведь приятель Эриха?

Все становилось на свои места. Эрих Глокенхайм, строивший сейчас во Вьентьяне протестантский собор, попав в плен в России, восстанавливал после войны вокзал в Орле. Однажды, уже во Вьентьяне, на террасе ресторана «У Росси», он поведал мне об этом с помощью тех обломков русского языка, которые ему удалось сохранить в памяти, а мой теперешний навязчивый собеседник, очевидно, был тому посторонним свидетелем.

— Должен вас огорчить, — начал я, но в это время в бар вошел китаец в серо-синем комбинезоне компании «Эйр Америка» и, не глядя на меня, сказал по-английски:

37