Вокруг света 1971-04, страница 28

▼со стр. 23

Но в той же Бирме, к примеру, в одежде существуют свои строгие «различители пола»: мужчины завязывают свои юбки — «лоунджи» узлом спереди, а женщины сбоку. Человечество знает разные формы «бытовой сегрегации» полов: в труде и хозяйстве, в еде (во многих уголках Земли мужчинам и женщинам запрещено есть вместе), в жилище (вспомните хотя бы «женские половины» в домах на Востоке). Большинство этих форм разделения уже утратили или постепенно сдают позиции. И только в одежде они стойко сохраняются. Женская одежда (мы имеем в виду страны, где еще прочны традиции и обычаи) вообще консервативнее мужской, и во многих странах — особенно на Востоке, где мужчины перешли на европейское платье, — женщины остаются верны национальному наряду. Можно предположить, что часто это связано с неполноправным — освященным обычаями и традициями — положением женщины. Недаром на рубеже прошлого и нынешнего веков суфражистки, боровшиеся за равноправие женщин, демонстративно облекались в брюки. В этом они видели символ чаемого равноправия.

Вообще, реакция на средневековые, классовые условности в одежде была весьма бурной. Она в числе прочего вызвала и натуризм — движение за реабилитацию человеческого тела.

В теле человека, рассуждают сторонники этого движения, нет ничего постыдного, и платье должно его лишь украшать и защищать от непогоды.

Как видите, ответ на такой, казалось бы, простой вопрос — для чего служит одежда — далеко не прост. У одежды множество «обязанностей» (мы их далеко не все перечислили). Но все то, что мы рассказали, относится к прошлому одежды и ее настоящему. А каково же ее будущее? Естественно, что очень трудно ответить на такой вопрос конкретно: будет ли, скажем, у мужчин и женщин разная одежда, будут ли носить длинные или короткие платья и брюки.

Но ясно одно: будущее одежды в ее удобстве и красоте, а это, если разобраться, по-преж-нему то, к чему стремился наш далекий предок, первым приспособивший к шкуре завязки.

МАГМА, КОТОРОЙ НЕ БЫЛО

уще огня здравый смысл боится абсурда. Дойдя до нелепицы, мысль шарахается прочь, ибо на что может рассчитывать здесь строгая наука?

Исследователь, так относящийся к абсурду, рискует упус

тить идущее в его руки открытие.

Возможно, сама эта мысль выглядит диковатой. Но не судите поспешно, ибо с абсурдом и здравым смыслом в науке дело обстоит далеко не так просто, как кажется.

26