Вокруг света 1971-06, страница 44
Позади остались желтые поля, ржавые дубовые рощи, черные вилки облетевших березовых перелесков. Уже не первый раз подъезжаю я к этому городу. И каждый раз ощущаю, как спокойствие и созерцательность, которые дарит дорога по полям и лесам Польши, сменяются нервным ожиданием шумной столицы... Поезд бежал по крепкой спине двухъярусного моста, перекинутого через свинцовый холод Вислы. Поток машин мчался над зелеными еще берегами. На восточном берегу Вислы уходили к горизонту светлые параллелепипеды микрорайонов. На западном — спускалась к воде толпа черепичных крыш, а вокруг этого ядрышка Старого города поднимались многоэтажные здания и заводские трубы; рекламы на крышах домов загораживали небо. Огромный пульсирующий городской организм... Мы подъезжали к Варшаве с востока. Мой попутчик с самой Москвы, пожилой военный журналист, глядя на мелькавшие в окне точеные линии двухъярусного моста, сказал: — Когда мы подходили к Варшаве, все мосты были взорваны. Спешно наводили первый, деревянный; помню, как он прогибался, скрипел, трещал, когда шла по нему наша техника. Я и сейчас слышу этот треск... Через несколько дней восстановили и старый мост, разбитый взрывами. Сейчас здесь несколько мостов да еще собираются строить: говорят, мало. Когда с кривых узких улочек Старого города, или, уж если говорить по-польски, Старого Мяста, попадаешь на пересечение Маршалковской и Иерусалимских аллей, начинаешь думать, что перемещение во времени все-таки возможно. Только что осторожно трогала рукой камни, которым сотни лет (сохранилась малая часть подлинных крепостных стен, некогда окружавших Старе Място); любовалась рисунком Барбакана, круглого трехэтажного укрепления с бойницами; разглядывала уходящие в небо арки собора св. Яна и голубой дом с лепными венками под окнами... И вдруг — стремительный бег асфальтовой магистрали. Дробные огни фонарей. Светящиеся пластины гостиниц. Стеклянные аквариумы магазинов и кафе. Широкий тротуар, казалось, не мог вместить тех, что шли в плащах-миди, покачивая разноцветными зонтиками, торопливо обходя лужи, и тех, что сидели за чашкой кофе, рассматривали журналы, выбирали из кувшина гвоздики... Эти несталкивающиеся, даже несоприкасающиеся потоки людей растянулись на добрый квартал, и варшавяне называли все это Восточной стороной. Центр только для пешеходов, так задумывалась эта цепь магазинов, кафе и кинотеатров, разместившаяся напротив высотного здания Дворца науки. Но вот Иерусалимские аллеи выводят тебя на улицу Новы Свят, короткий отрезок бывшей Королевской дороги, протянувшейся через город от Замковой площади Старого Мяста к Бельведер-скому дворцу. Строгие изящные колонны дворца (с какой «классической» ясностью говорят они о времени его создания: начало XIX века), добротные, многоэтажные, с широкими окнами магазинов дома Нового Свята (это уже, конечно, начало нашего века); классические колонны и аркады дворца Сташица рядом с памятником Копернику; округленные, богатые украшениями формы стиля рококо дворца Академии скульптуры. Вся Королевская дорога, вся магистраль Замок — Бельведер — еще один пласт истории Варшавы. Век нынешний и минувшее соединились в рамках города органично и естественно: градостроители думали об этом с первых шагов возникновения Варшавы. Нет, не о XIII и XIV веках идет речь. О середине XX века: фашисты сровняли город с землей. Строить только современную Варшаву или воссоздать огромные кварталы, и главные из них — Старе и Нове Място, которые стали бы, как и в прошлом, историческим центром столицы, — об этом много думали в свое время. И хотя после войны у страны было минимум средств и сил, люди не захотели расставаться с памятью прошлого. За какие-нибудь десять лет вырос город... позднего средневековья. По нему можно бродить часами. Замковая площадь с памятником-колонной Зигмунду III и сохранившейся стеной Королевского замка (кстати, в недалеком будущем Замок будет восстановлен полностью). Площадь рынка, о которой Виктор Гомулицкий, историк и поэт Варшавы, писал: «Этот четырехугольник сдавленных домов, прижимающихся друг к другу, — эмбрион и колыбель нашего города». Старинные колонки для воды на брусчатой мостовой. Узкие фасады домов — «каменица» князей Мазовецких, золотистый дом Барычков, именитых купцов. Барельефы, статуи, фрески, рисунки украшают здания и дают им имена: «под Крокодилом» «под Фортуной», «под Негритенком». Ручейки улиц разбегаются от площади и выводят тебя к костелам, крепостным стенам, Барбакану, защищавшему когда-то Северные ворота, к Новому Мясту... Этот живой музей архитектуры, где есть и готика, и ренессанс, и польское барокко, удивительно цельный, даже замкнутый в своей цельности, не мешает развитию современного города. Он действительно кажется ядрышком, косточкой плода. Казалось, что, решая сложнейшую проблему — сочетания веков в рамках города, архитекторы и реставраторы следовали ходу истории: пласт ложился за пластом подобно кольцам в теле дерева. И это чувство истории, ее непрерывности, ее движения — а следовать ему приходилось сознательно, ведь XV и XX века создавались одновременно — передается и тебе, случайному или не случайному пешеходу. ...В тот день над Варшавой стоял терпкий запах хризантем и свежих еловых ветвей. На улице Козьей, длинной и узкой, перекрытой посередине аркой, горел огонек. Он горел под аркой, и, когда по улице, как по трубе, пролетал ветер, огонек гас. Тотчас чья-то рука высовывалась из окошка — и снова зажигала свечку. Я вошла под арку и увидела, что свеча горит рядом с мемориальной доской. На ней были выбиты добрые слова о тех, кто погиб, защищая эту улицу и этот дом в 44-м. Сегодня был день поминовения усопших, и свечи, зажженные руками женщин и детей, горели возле многих домов. Память о прошлом, далеком и близком, не уходит из сердца. И не она ли, тревожащая, неспокойная, побуждает людей восстанавливать стертые страницы истории? 41 I |
