Вокруг света 1971-07, страница 43
мы покинули Сиклош, а вскоре я уехал из Венгрии в Лондон. Там я впервые почувствовал себя иностранцем: чужим человеком, говорящим на странном полуазиатском языке, ходящим в слишком длинном пальто. Англичане смеялись надо мной. Но в моих глазах Лондон и англичане с их убежденностью в том, что Великобритания — самое прекрасное место на земле, были лишь гигантским Сиклошем, и я, в свою очередь, посмеивался над англичанами. Здесь же, в Лондоне, я обнаружил, что я белый. Раньше я никогда не подозревал об этом. Как-то во время войны я пригласил домой на скромный ужин своего знакомого — негра. Тот очень растрогался и сказал, что я первый белый, который зовет его в дом. Я, в свою очередь, тоже очень смутился и стал его уверять, что между венграми и неграми много общего. Затем, уже после войны, в Нью-Йорке, оказалось, что я, кроме всего, еще и европеец. Я почувствовал вдруг, что люблю добрую старую Европу. Возможно, я был даже горд за нее. На земле не сыщется другого места, где бы человек мог так сладко тосковать по Европе, как Соединенные Штаты Америки... Итак, побывав в своей жизни гордым жителем Сиклоша, иностранцем, лондонцем, белым и, наконец, европейцем, я отправился в поездку по Азии. И здесь мной завладело убеждение, что я лишь один из представителей рода человеческого. Правда, окружающая нас действительность не столь проста, чтобы дать возможность убедиться в этом. Но сейчас, когда мы отметили столетие с момента выхода «Происхождения видов» Дарвина и, с другой стороны, скопили достаточно средств, чтобы разнести земной шар на куски, необходимо, мне думается, каждому человеку осознать, что разница между белыми, желтыми и черными людьми в большей мере является случайной, обусловленной фактами внешней среды и уж куда менее значительной, чем разница между спаниелем и ирландским сеттером. Я понял: весь мир — это один огромный Сиклош. Я сидел в одном из баров Киото, где иностранцы и сейчас еще вызывают любопытство. Я потягивал пиво, когда заметил, что сидящий рядом на высоком табурете мужчина пристально разглядывает меня. Через короткое время, преодолев смущение, он обратился ко мне. Говорил он на весьма приблизительном английском языке. — Японский пиво вкусный? — Чудесное, — ответил я. Японец счастливо улыбнулся. — Японский пиво лучше, чем английский? — Намного лучше. Улыбка стала еще счастливей. Мне она показалась даже слишком торжествующей, и я добавил: — Но немецкое пиво еще лучше. Вид у него стал растерянный. Он задумался. В это время кто-то рядом заказал виски. Он взглянул на меня и спросил: — Японский виски лучше, чем английский? — Да, — согласился я. — Значительно лучше. Радостная улыбка.. Он был в восторге. Тогда я добавил: — Но шотландское виски еще лучше. Уязвленное молчание. — Но японский виски лучше, чем английский? — Гораздо лучше. После того как японское пиво было сброшено с пьедестала, ему явно было легче пережить падение японского виски. Он еще раз переспросил: — Немецкий пиво лучший в мире? — Нет, — ответил я не без садистского удовольствия. — Чешское пиво лучше. — Чехословакия — маленькая страна. — Да, — ответил я, — небольшая страна, но пиво замечательное. Он сделал несколько глотков, чтобы запить горечь разочарования. Это казалось вопиющей несправедливостью Мы ведь в конце концов сошлись на том, что все японское лучше английского. Кто-то из посетителей заказал в это время «сасими». Это сырая рыба, не маринованная, не соленая, без всякой приправы, просто сырая рыба. Одним словом, «сасими». Немедля последовал вопрос: — Английский «сасими» лучше, чем японский? —- Нет. Он с подозрением взглянул на меня. По всей видимости, он уже настроился на ответ, который должен был доконать его. Но удара не последовало. Ни единого слова по поводу шотландского или ирландского «сасими». Я не стал дожидаться следующего вопроса, который он робко собирался задать мне, и торжественно объявил: — Японское «сасими» — лучшее в мире! До этого он не обращал внимания на остальных посетителей бара. Теперь он перевел мой вердикт о «сасими» во всеуслышание. Мы расстались добрыми друзьями. САМАЯ ВЕЖЛИВАЯ ВЕЖЛИВОСТЬ В Европе распространено непререкаемое мнение о том, что «нам надо учиться вежливости у жителей Азии». Действительно, достаточно пробыть в Японии четверть часа, и вы убедитесь, что имеете дело с чрезвычайно воспитанными людьми. У них просто нет другого выхода. Люди, живущие на отчаянно перенаселенном острове, не могут не ценить частную жизнь других. Поэтому вежливость в Японии выступает в двух ролях: во-иервых, это вежливость, а во-вторых, это заменитель частной жизни. Скажем, из-за недостатка места в Японии стараются обходиться без телефонных будок. Телефонные аппараты ставят просто на видном месте. Таким образом, вы обсуждаете свои семейные неурядицы и интимные планы в присутствии пары сотен людей; и в то же время вы абсолютно уверены, что ваш разговор останется для всех тайной. Япония — страна поклонов. Японцы кланяются друг другу при всех обстоятельствах с неподдельной естественностью. В конце концов, кланяться друг ДРУГУ — не большая и не меньшая глупость, чем пожимать руку или целовать в щеку. Очень скоро вы начинаете ловить себя на том, как легко самому отвешивать поклоны и поклончики. Но вы, чужестранец, будете кланяться либо слишком низко, либо недостаточно глубоко. Нужно быть японцем, чтобы чувствовать иерархию поклонов: какому положению собеседника соответствует нужный угол наклона спины, какой должна быть минимальная периодичность и так далее... В правилах уличного движения одного из американских 41 |
