Вокруг света 1971-10, страница 40

посверкивали два любопытных буравчика.

— Зверовая? — спросил я про собаку, чтобы как-то завязать разговор.

Шевроле осмотрел меня, уселся на крыльцо, вынул портсигар с сигаретами «Памир», закурил со вкусом и со вкусом сказал:

— Эт-та собака другая. Можно сказать, совсем не собака. Вот перед ней у меня была со-ба-ка. Да ты садись.

Верите не веришь, та собака у меня была совсем человек. На белковье, когда народу много идет, а про нее, конешно, все знали, она сразу в лес. Другие собаки еще воздух нюхают, а она уже лает. Народ тут у нас бессовестный. Што из-под своей собаки, што из-под чужой — им все равно. Абы пальнуть. А она, как увидит, что к ней с ружьем бегут, сразу лает на пустое дерево. Смотрит он, смотрит на дерево, и получается вывод, что у Шевроле, у меня значит, пустая собака. На сучья лает. Матернет-ся и дальше. А тут я. И собачка моя сразу переключается на дерево, где бель сидит. Понял-по-нимаете?

— Да-да, есть умные собаки, — согласился я.

— Что ты-ы! Та моя только на машинке пишущей не могла печатать. Так все могла. А еще был случай...

С крыльца мы перекочевали в дом, вскипятили чай. Скоро я понял, что тут тот самый случай, когда первое впечатление ошибочно.

За непривлекательной внешностью бродяги времен Мамина-Сибиряка сидел добряк, неистребимый поэт, изнывающий от обыденного уклада жизни.

— А собаку с собой не берешь? — неожиданно спросил Шевроле.

— Нет! Нету у меня собаки.

— И правильно! Нынче стоящих собак нет. Последняя правильная собака была у меня в Оймяконе в одна тысяча...

— Говорят, у вас ветка ненужная есть? — перебил я его.

— Разве ненужное что бывает? — вопросом на вопрос ответил мне Шевроле.

— Я заплачу, разумеется.

— Так платить не за что. Лодку эту Кодя утащил на деляну и там бросил. (Неведомо где.

— Вы про собаку начали говорить.

— Я лучше тебе про медведя. У меня вниз по реке избушка имеется. Возвращаюсь я, выхо

дит, с сетей. И думаю про то, что забыл «Спидолу» выключить. Два часа расход батареям. Подплываю к берегу и вижу: стоит избушка, в избушке «Спидола» орет, а перед дверью сидит медведь и слушает. Дверь закрыта, ружье в избе. Понимаете-понял? «Уходи!» — кричу. Медведь так повернулся ко мне и пошел в лес. Неохотно. Помешал я ему кантату дослушать...

Шевроле проводил меня до калитки. Шел дождик со снегом, но запаха зимы еще не чувствовалось. Из-за пелены дождя, тумана и снега поселок казался маленьким и забытым всеми, даже начальством в области и родственниками здесь живущих. Забыли, и все.

— Такое время, что даже деньги не пахнут, — загадочно резюмировал Шевроле.

И

...В дальних глухих поселках живут неприметные люди с тихим светом в душе. Этот свет неярок и становится заметен только тогда, когда ты смотришь на него сквозь линзу доброжелательности и ум твой не отягощен суетой. Такие люди есть, конечно, и в больших городах. Но в городах они теряются в многолюдстве.

Я немало встречал их на окраинах государства, и все они имели общую особенность. Внешне они были малы ростом, сухотелы, и у них были серые глаза. Эти глаза обладали неким свойством микроскопа — видеть то, что не замечают другие. Эти люди очень любят легенды.

В тихой комнате учителя, жена которого уехала в отпуск, а он остался, потому что не рвался в другие места, я узнал, что в здешних лесах есть птица величиной с колибри. Я узнал также, что в окрестностях здешних мыши совершенно различны. На озере живут одни мыши, в кустарнике — другие, около речки — третьи.

Весь этот вечер я провел в тихом прелестном мире, Я узнал о многих явлениях, которых сам бы никогда не заметил. Между прочим, учителю было всего тридцать пять лет, он окончил институт имени Лесгафта в Ленинграде и в свое время успешно делал карьеру спортсмена.

Но сейчас его мысли были заняты тем, чтобы дети, которые на лето остаются в интернате, не отрывались от леса и тундры.

Я сказал о том, что эвенку и чукче гораздо интереснее алгебра, чем зверюшки родного края или капканы.

— Я не о том, — сказал учитель. — Конечно, алгебра необходима. Но они же детство теряют.

Так же просто он сказал, что отдаст мне свой каюк. Могу его взять в любое время.

На прощание он посоветовал мне сказать Шевроле о том, что дает мне каюк.

— Зачем?

— А чтобы не считал вас в безвыходном положении. Его-то лодка будет вам в самый раз. Идеально.

12

На лестничной клетке раздавались прыжки, детский голос напевал считалку:

Сделай фокус, смойся с

глаз.

Я поеду на Кавказ...

Я посмотрел в окно. Снега не было, дождика вроде тоже. Над миром плыли низкие тучи. По краям они были синевато-белые, в середине темнее.

В это время в комнату бесшумно и без стука вошел Шевроле. Он был в капитальном плаще, надетом на телогрейку, под телогрейкой была рубашка из пыжика. Я увидел его, когда он уже подошел к койке. «Наверное, он еще и в разведке служил», — подумал я.

— Понимаешь-ли-понял! — закричал Шевроле. — Лодка его гниет, а он спит. Ты плыть будешь иль нет?

Я стал натягивать штаны и искоса поглядывал на Шевроле. С капитального носа и со щетины на «выдающем», как здесь говорят, подбородке текла вода. Значит, дождик был, но был и ветер, который отжимал его от окна.

— Сколько за лодку возьмете? — спросил я.

— Дак ведь как сколько? Што и как понимать сколько? Я ее вам дарю. Сейчас поедем к Реке. Потом вниз поплывем, наверно, найдем. Как разыщем, так и дарю.

13

Полностью величину здешних рек можно оценить только по карте или если смотреть с высоты. Но какая-то скрытая сила

38