Вокруг света 1971-10, страница 41

Еще раз о.

в протоке, по которой мы плыли, говорила, что таких проток много и они полноводны. Течение было очень быстрым. Зеленые валы неслись вниз, скручивались в водовороты и плескали в заломы. Было холодно даже в полушубке, который взял для меня Шевроле.

Лодку мы нашли где-то километрах в сорока внизу. Она стояла в глухой протоке, затопленная почти доверху, так что торчали лишь обломанные края бортов.

На обрыве, над глухой протокой, стояла приземистая избушка лесорубов. Там были нары, устланные тальниковыми ветками, железная прогоревшая печь с мокрой холодной золой, чайник, кружки и журнальные картинки на стенах, покоробившиеся от влаги брошенного жилья.

Мы погрузили лодку на нос дюральки и помчались обратно в поселок. Мотор «Вихрь» хорошо тянул против течения.

14

Несколько дней после этого я сушил ветку на ветру, прежде чем заново проконопатить ее, сменить кое-где крепления бортов и залить гудроном. Такая работа, когда нет спешки, всегда очень приятна.

Дерево лодки за долгое время разбухло и не желало отдавать воду. Я содрал посильно старую осмолку и увидел внутри посиневшие от дряхлости доски. Мне казалось, что все в поселке посматривают на меня с насмешкой. «Приехал какой-то москвич, похвалился, что сплавится по Реке, и струсил».

Лодка стояла на борту около дома Шевроле. Он предоставил мне инструмент и изредка приходил сам. Закуривал и говорил:

— Значит, не берешь собаку? А зря! Вот у меня, к примеру, была такая собака. Уйдем на охоту. Походишь, сядешь на лежащее дерево покурить. А портсигара нету. «Найда, — говорю, — сигареты-то мы дома забыли». Найда разворачивается и чешет в поселок. Вбегает в избу, портсигар в точности лежит на столе. Она без разговоров хватает в зубы, бегеть ко мне. Прибегает. Я хвать-похвать. «А спички?» — говорю. Собака разворачивается...

В воздухе тарахтел вертолет пожарной авиации — службы охраны лесов. Пригревало солнышко, радуя сердце. Капал дождик, ввергая меня в отчаяние.

С лесной тропинки вышел темнолицый сухой человек в кожаных штанах, легкой летней кухлянке, коротких олочах. Видимо, пастух, пришедший из глубин дальних хребтов, где олени сейчас спасались от гнуса. Он шел невесомой походкой, тело его, казалось, плыло над землей. Наверное, легенда о Христе, идущем по водам, родилась вот так, когда некий сочинитель легенд увидел пастуха.

— А эта собака, что сейчас у вас? — спрашивал я Шевроле.

— Эта собака хорошая. Но... в лесу работает только до трех часов дня. Потом начинает зайцев гонять, кусты нюхать. Одним словом, культурный отдых. Видно, узнала про укороченный рабочий день...

В вечерней темноте прошли двое. Один был маленький, в телогрейке, второй — в свитере, с выпирающей из-под него пугающей мускулатурой. Маленький что-то пропел, замолк и сказал:

— Эта песня полноценна под гитару.

Большой повернулся ко мне, и я узнал его в огоньке папироски. Был моряком, потом работал на Чукотке, теперь здесь. Зарабатывает деньги, потом едет на несколько месяцев в Прибалтику, из Прибалтики снова сюда. Один из тех, у кого есть забытая комната в Ленинграде или Москве, нет родственников и еще есть неумение жить по регламенту.

— Что ты смотришь на лодку утраченными глазами? — сказал он. — Стукни по ней топором^ купи дюральку, «Вихрь» и дуй с ветром, чтоб деревья качались и падали. На скорости надо жить, кореш!

— Сейчас скорости нет, — сказал из-за забора Шевроле. — У меня на Индигирке была лодка. Та скорость давала. Баба у меня, сам знаешь, комплектная, а я легковес. Так я, когда скорость давал, к бабе привязывался, чтоб ветром не выдуло...

Словом, пора было плыть.

Ночью я, как тать, прокрался к недостроенному двухэтажному дому. Там была бочка с гудроном. И рядом лежал ломик. Кое-как наколотил килограммов пять гудрона, сходил к магазину, нашел там выброшенную жестяную банку из-под галет «Арктика», сложил в нее гудрон и оттащил к лодке. Если с утра будет солнце, то к полудню буду шпаклевать лодку и заливать гудроном пазы и днище.

Окончание следует

КТО МЕШАЕТ КОЛУМБУ?

Среди всех неясностей, окружающих имя Колумба, есть и такая: Колумб всегда утверждал, что землю первым увидел он. У матроса Родригеса де Триана на этот счет существовало свое мнение: землю первым увидел он, ему и принадлежит по праву обещанная королевой награда. Матросу, как известно, тягаться с адмиралом тяжело, а потому в те времена в Мадриде решили взять за основу адмиральскую версию. До наших дней дошли сведения, что де Триана до конца жизни доказывал свою правоту, а умирая, проклял Колумба и... Мы, конечно, далеки от мистики, но... во-первых, открытие Америки не принесло Колумбу ни богатства, ни — поначалу — славы, во-вторых, все громче раздаются голоса, утверждающие, что Колумб заранее знал маршрут плавания, и, таким образом, его в определенном смысле нельзя считать Колумбом. Наконец, в-третьих, до сих пор не утихают споры о происхождении Колумба...

После всего этого можно понять колумбофилов, которые встали на защиту своего кумира. На воду было спущено «колумбово яйцо», которому вменялось в обязанность пройти путем Колумба и снять с великого мореплавателя по крайней мере обвинение, что он не «колумб». (Обо всем этом вы, возможно, читали в № 1 «Вокруг света» за 1971 год.)

И вот в одно прекрасное утро «колумбово яйцо», переплыв океан, появилось у острова Тринидад! Сверкая девственно белой пластиковой скорлупой, оно плавно покачивалось в сотне метров от берега. Местные жители, выловившие его, долго рассматривали диковинку, строя различные предположения, что бы это могло значить.

А тем временем, узнав о прибытии яйца к месту назначения, колумбофилы устремились на Тринидад. Они торжествовали: теперь для того, чтобы вернуть Колумбу его славное имя, нужно было лишь снять показания установленных в яйце точных приборов (приборы должны были подтвердить, что яйцо несло течение, а пленка из вмонтированной японской кинокамеры — что яйцо никто, кроме течения, не влек).

Затаив дыхание колумбофилы осторожно «кокнули» яичко, и... тут выяснилось, что не дремали и колумбофобы. Они, правда, не выступали на этот раз со своими разоблачениями в толстых научных журналах и не вызывали на ученые диспуты своих оппонентов. Нет. Они просто... Впрочем, мы никого ни в чем не обвиняем. Просто из яйца таинственным образом исчезли все приборы. Яйцо цело — ни царапинки, ни трещинки, а приборов нет — одна скорлупа. Опять загадка, связанная с именем Колумба!

И вновь колумбофилам остается лишь разводить руками и изобретать новое средство для выведения пятен с репутации великого адмирала. Поговаривают, что некоторые из них всерьез занялись спиритизмом. Быть может, им и в самом деле удастся уговорить мятежный дух Родригеса де Триана снять, наконец, проклятие с Колумба?..

А. МАЛАШЕНКО

41