Вокруг света 1972-09, страница 11

Вокруг света 1972-09, страница 11

сяч. Понимаете? Абрикосы на севере. По-моему, нет ничего странного, что человек, который является членом крупнейших в мире обществ по выращиванию ирисов, роз, северного ореха, человек, который ведет переписку с северным и южным полушариями, получает пыльцу роз из Японии, в Австралию отправляет свои лилии (кстати, он один из двух селекционеров нашей страны, кто числится во всемирном списке людей, выращивающих лилии, второй — москвич Еремин), — нет ничего странного в том, что Маэстро отмежевывается от лишних людей, от ненужных встреч... Когда Маэстро упрекают в нелюдимости, он вспоминает Омара Хайяма: «Ты лучше голодай, чем что попало ешь, и лучше будь один, чем вместе с кем попало...»

Было совершенно очевидно, что Боч старается развеять нелепый миф о чудачествах своего друга. Чувствовалось, что он готов ходить со мной до утра под дождем, лишь бы встреча с Упитисом не оказалась для Маэстро ненужной, лишь бы я не стал для него лишним человеком, и я благодарен Бочу от чистого сердца...

— Он все делает один и рядом с собой не терпит людей, не умеющих работать так, как он сам, будь то друг или просто его коллега... Вот вы пошли бы к нему работать? Могли бы выдержать ежедневно по восемнадцать-двадцать часов? Молчите? Нет, конечно же, нет... Я часто говорю ему: «Тебе нужен ассистент», хотя отлично понимаю, что такой человек едва ли найдется. Маэстро живет в другом измерении, по другим временным масштабам. Однажды к нему пришел человек из Института земледелия и спросил, как бы Упитис хотел отметить свое семидесятипятилетие. Он просто хотел помочь отметить этот день, но Маэстро ответил: «Я люблю круглые даты, и буду отмечать только столетие, стопятиде-сятилетие, двухсотлетие...» Человек схватился за голову и больше не появлялся. Многие не понимают, что это не чудачество. Ведь различные сорта плодовых деревьев запрограммированы Упитисом на сто, на двести лет, то есть они дадут удивительные плоды на севере через многие-многие годы. Разумеется, и самому Маэстро понятно, что человеческая жизнь имеет пределы, но он терпеливо продолжает свой труд-

Раймонд Боч осторожно посмотрел на меня уставшими голубыми глазами и так же осторожно продолжил:

— Как-то Маэстро со свойственной ему прямотой, которая иным кажется грубостью, сказал одному известному ученому: «Покажите мне свое яблоко... Вы же все пишете и пишете... Покажите мне ваше яблоко!!!»

Незаметно мы дошли до центра города и остановились у Академии художеств.

— Жаль, что я не могу с вами поехать, — сказал Боч. — Мне очень хотелось бы встретиться с Маэстро...

— Разрешите, теперь я вас провожу, — предложил я, и мы направились обратно по ночной Риге.

...И вновь, уже здесь, в Москве, перелистывая Зиедониса, читаю: «Около 1910 года была издана книга о вежливости. В ней говорилось: «Если ты в гостях, то никогда не требуй, чтобы там было так же, как в твоем доме». И понимаю, что Боч деликатно намекал мне на это, рассказывая о Маэстро. Зная нашу суетную городскую жизнь, наши пристрастия и привязанности, он осторожно проводил грань между нашими домами, с уважением относясь к обоим, но предпочтение отдавал дому Упитиса.

— Последний раз я был у Маэстро с Имантом Зиедонисом. Была теплая осень, и цветы начали вторую жизнь. Хозяин нас отправил в сад и сказал,

что сейчас подойдет. Гуляя по саду, мы неожиданно увидели странную картину: большие клумбы роз словно разворочены бульдозером. Мы стоим и волнуемся — вот-вот подойдет Маэстро, и что же с ним будет, когда он увидит все это? И тут мы услышали за собой его бодрый и громкий голос: «Вот как природа помогла селекционеру, — и, повернувшись к прекрасным розам, добавил: — Природа сама определила сильных, слабые погибли». А затем объяснил, что ночью были заморозки и выжили лучшие... Представляете, Маэстро двадцать пять лет работал над грушей и только на двадцать пятом году признал плод. Он с деревом на «ты». Он слышит дерево, понимает его. Одно из абрикосовых деревьев он назвал «Мой прекрасный друг»... После войны он с мешком за спиной на велосипеде объездил всю республику, изучал каждое дерево. В то время нас с ним попросили отобрать сорта яблок, картофеля для наглядных пособий техникумам и вузам. Тогда же Маэстро предложили место лаборанта в институте, он удивиЛся: «Зачем мне эта должность? Лаборант моет посуду...»

Я наконец-то понял, что мой ночной собеседник Раймонд Боч агроном, но мне почудилась грустная нотка в его голосе, и я спросил Боча об этом.

— Да, я неудавшийся агроном, а сейчас работаю «бюрократом», — с юмором ответил Боч, — управляющий издательством «Сельхозучснаб»...

Мы уже подходили к остановке, откуда начали ночную прогулку. Оба изрядно продрогли, но меня спасали сигареты. Боч протянул мне письмо к Упитису и то ли в шутку, то ли всерьез предупредил:

— Учтите, у Маэстро есть еще одна особенность: у него в доме нет еды. Он признает только растительное масло, крупы и плодовые соки... — И, уже уходя, добавил: — И совсем не переносит табачного дыма...

В Добеле шел косой дождь. Выйдя на привокзальную площадь, я вдруг вспомнил, что не знаю адреса Упитиса. Куда идти? В этот ранний час было пусто, безлюдно. Я пересек площадь и зашагал вдоль дороги. Впереди, на обочине, шофер копался в моторе «газика», я подошел к ожидавшей его девушке и спросил, не подскажет ли она, как найти дом Петериса Упитиса. Порывшись в памяти, она переспросила:

— Садовник, что ли?

Я подумал, что, пожалуй, это тот Упитис, который мне нужен, но на всякий случай уточнил:

— Может быть, в городе есть еще Утдаг?

Она о чем-то переговорила с шофером пе* литышски и ответила:

— Нет, у нас Упитис один.

Когда стало ясно, что речь идет о Маэстро, я счел необходимым внести поправку:

— Упитис — большой ученый...

Но девушка словно не услышала, сочтя, очевидно, поправку несущественной. Шофер, не вдаваясь в подробности, предложил:

— Садитесь, мы будем проезжать мимо.

Очень быстро «газик» выкатил на окраину города и задрожал на раскисшей, ухабистой дороге. Я поглядывал по сторонам, стараясь угадать дом Упитиса, и на всякий случай спросил шофера — далеко ли еще?

— От последнего дома, по другой дороге, — ответил он, — с километр будет...

— Вы меня высадите на развилке.

Шофер искоса глянул на меня. Вскоре «газик» затормозил, я соскочил на дорогу.

Проходя мимо фермы, я увидел женщин в резиновых сапогах, грузивших на телегу бидоны. Когда я

9