Вокруг света 1973-07, страница 34

После его смерти восстание продолжалось, оно переросло в кубино-испанскую войну. В 1898 году на остров высадились войска Соединенных Штатов якобы для помощи кубинцам. Американские войска оккупировали восточную часть острова. Над крепостью «Королева Мерседес» вместо испанского флага взвился американский. И даже когда война с Испанией закончилась, войска Соединенных Штатов продолжали оставаться на Кубе «с целью защиты деловых и личных интересов граждан США».

Не примирившиеся с новым иностранным господством кубинцы опять взялись за оружие. Начались волнения в провинции Ориенте. Чтобы успокоить народ, правительство подняло над крепостью флаг Кубы и назвало ее именем революционного генерала Монкады.

Отныне крепость называлась: казармы Монкада. В крепости маршировали солдаты кубинской армии, основной целью которой была защита диктаторского режима от собственного народа.

Можно составить длинную летопись восстаний и забастовок: 1906, 1912, 1917 и 1920 годы. Если восстание угрожало интересам Северной Америки, на Кубу прибывала морская пехота США. Восстание подавлялось огнем и мечом, и тюрьма крепости, названной именем революционного генерала, как и прежде — во времена испанского владычества, — заполнялась заключенными.

Многие поколения кубинцев мечтали о штурме Монкады, о разрушении этой ненавистной крепости, в которой были замучены тысячи лучших людей страны. Но слишком крепки были стены крепости, слишком много было в ней солдат. И все-таки пришло такое время...

...В конце мая 1953 года молодой адвокат из Гаваны приехал в столицу провинции Ориенте. Адвоката звали Фидель Кастро Рус. Никаких судебных дел в Сантьяго у него не было, очевидно, он приехал отдохнуть — часто гулял с двумя друзьями в окрестностях города. Побывали они и на пляже километрах в двадцати от Сантьяго. Дорога к морю шла через малонаселенную местность; только попадались иногда фермы-финки.

Насчет одной из финк — небольшого домика, почти незаметного с дороги, приезжие начали народить справки, расспрашивая людей, живущих неподалеку, и хозяина посады — придорожной харчевни. Домик стоял в десятке метров от дороги, но крупные широкие листья большого банана прикрывали его до самой крыши. Да и весь сад вокруг являл собою густую чащу переплетенных растений с блестящими листьями. Домик казался необитаемым.

Так оно и было. Дом — финка Сибоней — принадлежал некоему сеньору Васкесу, человеку весьма богатому. У Васкеса были и другие усадьбы, но сердце его болело при одной мысли о том, что финка Сибоней не приносит дохода. Он пытался сдавать ее как дачу, но дачники, побывав там единожды, привели финку в такой вид, что Васкес заклялся пускать их когда-либо на порог.

Итак, Васкеса мучила мысль о втуне стоящей финке, но, будучи человеком подозрительным, он настороженно встретил незнакомца, пришедшего с просьбой сдать ему дом. Слишком свежи были воспоминания о варварах-дачниках!

Молодой человек был настойчив. Вид его внушал доверие: высокий, флегматичный, светловолосый — он похож был больше на североамериканца, чем на кубинца, а это, согласитесь, не могло не говорить в его пользу: делового партнера лучше, чем гринго, не найдешь! Однако фамилия блондина бы

ла Альварес. Он сообщил, что хочет использовать финку как перевалочный пункт для торговли цыплятами: будет скупать их у окрестных крестьян и переправлять в Гавану. План, показалось Васкесу, сулил деньги, но прежде всего следовало навести справки о платежеспособности Альвареса. На том и расстались.

Окажись сеньор Васкес у финки Сибоней в тот майский день, когда осматривали ее Фидель Кастро и его друзья, он сразу опознал бы Альвареса в одном из них. На самом деле «Альвареса» звали Эрнесто Тисоль.

Встретившись с Фиделем в Сантьяго, Тисоль рассказал о своей беседе с Васкесом. Решили, что Тисоль сообщит Васкесу свое настоящее имя, объяснив, что он владеет птицефермой близ Гаваны. Это было правдой, и сеньор Васкес мог это без труда проверить. Он хочет помочь Альваресу тоже заняться птицеводством, и Васкесу под именем Альварес будет представлен Абель Сантамария, тоже блондин, как и Тисоль. Так и было сделано.

Васкес потребовал сразу же заплатить двести песо за два месяца вперед. За июнь и июль. И когда они вышли от него, Тисоль, усмехнувшись, сказал:

— Ну что ж, по крайней мере, ничего ему не будем должны утром двадцать шестого июля...

...На 26 июля Фиделем Кастро назначен был штурм казарм Монкада...

Чего-чего, а казарм на Кубе было предостаточно. Больших — куартельос и маленьких — куартелитос. Каждый диктатор — от Мачадо до Батисты — оставлял после себя несколько казарм. В казармах размещались солдаты Эхерсито (так называлась кубинская армия), тут же находилось отделение СИМ — службы военной разведки, которая в действительности занималась вопросами внутренней безопасности. Да и Эхерсито, кстати, отнюдь не предназначалось для борьбы с внешним врагом. Солдат использовали как средство защиты режима от возможных внутренних противников. Воинской повинности на Кубе не было, в армию нанимались служить люмпены — иногда городские, а больше всего деревенские, темные, неграмотные, лишь в армии впервые в жизни поевшие досыта и надевшие ботинки. Во время карательных экспедиций солдатам не возбранялось изымать у гражданского населения все, что им заблагорассудится. В казармах сосредоточено было множество оружия, необходимого для того, чтобы «Движение» — организация Фиделя Кастро — могло начать вооруженную борьбу против режима Батисты.

Монкаду выбрали для первого штурма по многим причинам. Куба — остров сильно вытянутый; столица находится с края государства, а не в центре его. Отдаленная же провинция Ориенте связана со столицей одной лишь горной дорогой в девятьсот километров длиной. Да и население Ориенте хранило революционные традиции и настроено было враждебно Батисте. В юго-западной части Ориенте тянется хребет Сьерра-Маэстра — дикие горы, покрытые непроходимыми лесами. И если придется отступать, Сьерра-Маэстра может стать идеальной базой для партизанских отрядов.

День 26 июля'тоже был избран не случайно. Три дня —.25, 26 и 27 июля — в Сантьяго неистовствует карнавал. Карнавалом на Кубе никого не изумишь, но в Сантьяго, где преобладает негритянское население, он не просто праздник. Еще в годы рабовладения местный обычай позволял черным рабам три дня в год веселиться и отдыхать. Эти три дня превращались в бешеный ураган страстей, когда вырывалась наружу загнанная вглубь жизненная энергия вечно голодных, непосильной работой за

32