Вокруг света 1973-07, страница 39

над поверхностью здешних озер (или, может, бесконечных болот?), которые здесь зовут бил-либонгами. На берегу растут громаднейшие деревья, отданные на милость морю, — достаточно уровню немного подняться, и деревья умирают, превращаясь в скелеты...

День клонился к вечеру, когда у самой границы топкого берега мы заметили пять или шесть силуэтов кенгуру, прискакавших к биллибонгу на водопой.

— Они похожи на гигантских мышей, — заметил мой впечатлительный оператор, наблюдая животных, склонившихся над водой, в которой огромным шаром отражалось 'низкое солнце.

Уже в сумерках мы наткнулись на геологическую партию. Зрелище было престранным: по каменистой пустыне двигались две фигуры в полном подводном снаряжении. А удивляться-то нечему: река Восточный Аллигатор — в двух шагах отсюда, так что кто откажет себе в удовольствии после дня работы погрузиться в ее солено-пресную воду? В часы прилива рыба поднимается вверх по реке, и даже в ста милях от океана у вас есть шанс взять морскую добычу. Зато речных крокодилов в половодье мощным потоком выносит в открытое море. На нашу долю тоже досталась встреча с крокодилом! Мы уже почти подъехали к середине брода через реку Восточный Аллигатор, как вдруг увидели — вот он лежит на отмели, греется на солнышке. Потревоженный шумом мотора, крокодил плюхнулся в воду и поплыл по течению.

Кенгуру, рыба, аллигаторы; земля и вода; голые скалы и топкие лагуны; сухой песок и огромные зеркала чистой воды; животные, ведущие «двойную жизнь»,— этот микромир, по-моему, уникален. Арнемленд всегда отличался таким удивительным разнообразием. Чтобы убедиться в этом, достаточно взглянуть на наскальные рисунки; первые из них появились 200 веков назад.

Мы стоим перед одной из фресок в пещере на берегу реки Южный Аллигатор (двести миль от Восточного). Нелегко было разыскать эту пещеру — путь к ней лежит через плотные заросли, покрывающие болотистую низину, в центре которой выпирают, словно острова из воды, красные гранитные скалы: там, где в нагромождении их открываются коридоры, террасы, тупики, аборигены и создали свою Сикстинскую капеллу. Одна из фресок занима

ет площадь в двенадцать метров длиной и четыре высотой, другие — размером поменьше, но и они масштабны. Краска, полученная из размельченного в порошок камня, способна удерживать изображение вечно — не будь в мире такой страшной силы, как вандализм «искателей приключений». Доминирующий тон на фресках — желто-коричневый, это и понятно: основная краска — охра.

Сюжеты фресок отражают географическое положение районов охоты, но, что бы ни изображали они, суть всегда одна: поиски пищи. До того как предпринять вылазку за добычей — бегающей по земле или плавающей в воде, охотник рисовал ее; рисовал, как доброе себе пожелание, как заклинание от сглаза, как собственную волю. Так появились на скалах большие и малые рыбы, кенгуру, птицы, змеи. Особо удивительны рыбы, написанные как бы «просвечивающим зрением» (видны все ребра и хребет); эти особенности стиля позволили назвать данную живопись «радиографической».

«ПРИДОРОЖНАЯ СЛУЖБА»

Бродя по северным пустыням, мы стали свыкаться с мыслью, что аборигены Австралии исчезают с лица этого континента. И все же надежда теплилась — ведь мы пересекали наименее населенные зоны; где, как не здесь, увидеть первозданную жизнь! Оба антрополога — Брандел и его помощница — иронично улыбаются, глядя на наши разочарованные лица. Разве не твердили они нам с самого начала, еще в Дарвине, что подлинно «свободных» аборигенов — тех, кто кочует между лесом, биллибонгом и саванной, — остались единицы. Лишь там, за колючим бушем Оэнпелли, если повезет, мы встретим племя аборигенов, среди которых могут оказаться и художники.

Пока же мы видели только многочисленных представителей «окультуренных» аборигенов,

обитающих при миссиях (иногда религиозных, иногда правительственных). Они поселены в деревнях, начальство которых кичится примитивным медицинским обслуживанием, школой и на особый манер оплачиваемой работой. Те аборигены, что расстались с кочевничеством и предпочли ему своего рода заключение, сделали в общем-то мудрый и необходимый выбор: ведь если раньше их

жизнь гарантировалась природным равновесием, возможностью добыть пропитание охотой, то теперь равновесие нарушено, а охота стала делом удачи, редкостного везенья. Животный мир, привычный аборигену, изменился благодаря импорту. Так, лет двадцать назад правительственные службы «импортировали» в эти места большого болотного буйвола; охотятся на это огромное азиатское животное белые поселенцы, прилетающие на самолетах. Сотни туш грузят потом на самолеты-холодильники — и прощай Арнемленд! Одной такой тушей могло бы кормиться несколько дней целое племя, но огромный болотный буйвол аборигену не под силу; где ему, даже самому ловкому, уложить зверя примитивным оружием каменного века!

Все jth мысли проплывают в голове, пока мы глазеем на пасущееся у кромки биллибонга стадо. Мы снимаем животных с довольно близкого расстояния, но достаточно одного неверного движения, и вот уже стадо, подняв завесу мутной воды, мчится галопом по отмели лагуны. Надо соблюдать предельную осторожность. Здесь, в Арнемленде, нередко встречаешь остовы «джипов» и грузовиков, протараненных рассвирепевшим буйволом. Если он выбрал направление, никакая преграда ему не помеха, даже солидных размеров грузовик...

Далеко не всегда причиной паники среди буйволов оказывалась наша группа, весьма часто их вспугивали все те же самодеятельные геологи. Они передвигаются на свой страх и риск, а когда натыкаются на что-нибудь, по их мнению, стоящее, устанавливают в этом месте знак. При случае они рассчитывают продать перспективные участки крупной компании или правительству. Помню, во время моих первых путешествий в затерянные уголки Экваториальной Америки самым разумным было пристроиться к группе миссионеров или профессиональных охотников.. В Австралии есть смысл пристраиваться к таким вот геологам, не признающим столбовых дорог.

Один такой геолог, восседающий в своей «тойоте» с двумя ведущими осями, прицепом и радиопередатчиком, повел нас по последнему, самому трудному маршруту. Был он по рождению венецианцем, но в этих местах давно уже ориентируется как никто другой. При нем мы забыли о ночевках на голой земле; каж-

37