Вокруг света 1973-09, страница 62

горсткой людей и несколькими животными, звали Наве. Место им понравилось — здесь было спокойно, трава высока, а в озерах всегда достаточно воды, чтобы напоить животных. Жизнь в новой деревне была такой же, как и на родине: утром Наве уходил на охоту и возвращался только к вечеру, а иногда через несколько дней.

В один прекрасный день Наве, выйдя, как всегда, на охоту, забрался дальше обычного. Уже кончился у него запас воды, и Наве очень хотел пить. Однако, сколько он ни искал источника все было бесполезно. Вдруг Наве услышал какой-то шорох. Обернувшись, он увидел крокодила. «Если я пойду за ним, — подумал Наве, — то наверняка наткнусь на какую-нибудь речку, ключ или хотя бы болото». Так он и поступил. Вскоре крокодил действительно вывел его к берегу реки. Наве напился, наполнил бурдюк водой, а потом, достав лук и стрелы, убил крокодила. На обратной дороге он подстрелил еще одного, угодив ему точне-хонько стрелой в глаз.

Охотник вернулся домой и тут увидел, что двое его сыновей, которых он оставил в добром здравии, мертвы. Они умерли в тот же час, когда отец убил двух крокодилов.

Наве не бросилось в глаза это совпадение, и через несколько дней, кончив горевать, он зажил прежней жизнью. Однажды — случилось это в самом начале сезона дождей — Наве охотился вдали от деревни. Он пересек на пироге широкую Вольту и углубился в лес. Тут хлынул страшный ливень. Наве бросился было обратно к реке, но лодку уже унесло; река поднялась и грозила вот-вот затопить лес. Наве ничего не оставалось делать, как пережидать непогоду на дереве.

Положение было безвыходным, он понимал, что умрет с голоду прежде, чем река вернется в свое русло. Так бы, верно, и случилось, но тут Наве заметил плывшего к противоположному берегу крокодила. И он решился — разжал руки, выпустил ветку и упал в воду. Ухватившись за хвост крокодила, Наве доплыл до берега.

Своим спасением он был обязан зверю, но все же убил его и съел его мясо — ведь он был так голоден. Л вернувшись в Пагу, Наве узнал, что умер его третий сын. Умер в тот самый час, когда он убил крокодила...

Тогда-то и задумался он впервые о том, что между смертью крокодилов и смертью его детей пролегла какая-то связь. Со своими сомнениями Наве отправился к прорицателю. Тот думал очень долго, а потом сказал: да, все верно. Дети умирали из-за смерти животных. Дело в том, что тотемом семьи Наве был крокодил, и глава семейства, убивая крокодила, несомненно, совершал преступление. За каждое он был наказан смертью сына.

Наве поклялся, что отныне ни он, ни кто-либо другой из деревни Пага никогда не поднимет руку на крокодила. Больше того — крокодилы, которые поселятся вблизи их деревни, будут почитаться и охраняться людьми. Он поклялся, что расправится с каждым, замыслившим недоброе по отношению к зверям.

С тех пор и началась эта дружба. Дети Паги растут и играют вместе с крокодилами. Возник и язык, с помощью которого жители деревни общаются с крокодилами. Еще ни разу не случалось, говорит мне вождь, чтобы зверь причинил зло кому-нибудь из деревни, будь то мужчина, или женщина, или ребенок.

— Ну а посторонним? — спрашиваю я вождя.

Авампага в ответ смеется. Я смотрю на «лингвиста» — тот тоже хихикает...

КАК КРОКОДИЛ УТАЩИЛ МИССИОНЕРА

— ...Был случай, — продолжал вождь, — лет десять назад к нам явился священник; был он африканец, но христианской веры. Прослышал он, значит, о священных крокодилах и пришел нам объяснить, что крокодилы священными быть не могут, нет у них души, потому как они дикие звери и никаких отношений с ними быть не может. Возможно, сказали мы ему, вполне возможно, господин священник. Может, у других это не так, но мы дружим с крокодилами, сами убедитесь. И показали ему. Посмотрел он, как наши дети играют с крокодилами, но все равно твердил, что этого не может быть и люди не могут стать побратимами с животными. Его ведь учили в Европе...

Прожил он у нас несколько дней и все время вмешивался, лез в наши отношения с крокодилами, не соблюдая никаких

правил, которые у нас в деревне известны каждому. Дошел до того, что при всех съел кусок крокодильего мяса, который принесли из другой деревни, — так ему хотелось доказать нам, что с ним ничего не случится. А получилось наоборот: на следующий же день крокодил вылез из воды, схватил миссионера и утащил к себе — все, что осталось от него, до сих пор лежит на дне. Мы не успели вмешаться, так все неожиданно случилось. Я еще был мальчишкой, но до сих пор помню, как кричал бедный священник, когда его тащил крокодил; помню и крики людей, бросившихся ему на помощь. Тогда много говорили об этой истории, к нам даже приезжала полиция из Тамале. Искали виновных, но мы ведь были ни при чем...

Не скрою, что, слушая этот рассказ, я испытал душевную неловкость — ее всегда, по-моему, испытывают европейцы, когда сталкиваются с явлениями, которые не укладываются в привычную логику. Я припомнил слова, которые сказал мне в Камеруне падре Мейнхард Хегба, католик, закончивший факультет социологии одного французского университета, автор пространного труда о загадочных отношениях между людьми и животными: «Мы редко можем устоять против соблазна во всех случаях мерить все привычным европейским метром...»

А вождь продолжал говорить:

— Есть и другие примеры того, как крокодилы, живущие в наших прудах, обретают былую свирепость, когда им случается иметь дело с чужими. Наша деревня в нескольких милях от границы с Верхней Вольтой, а тамошний народ относится к крокодилам иначе. Они охотятся на них, убивают, едят их мясо и продают кожу. Еще несколько лет назад некоторые охотники оттуда переходили ночью границу и охотились на крокодилов в дальних прудах Паги. По утрам мы нередко находили следы жестокой ночной борьбы. Тогда же мы организовали специальный отряд, который должен был охранять крокодилов и таким образом выполнять клятву, завещанную нам Наве. Но болот и прудов много, да и крокодилов в наших местах много, так что не всегда удавалось помешать охотникам из Верхней Вольты. Все так и тянулось, пока не случилось то, что должно было случиться.

60