Вокруг света 1973-11, страница 54

избрал для закладки английской исследовательской станции Айс-кап.

Базой станции стала круглая палатка с двойными стенками. Выход из нее шел через отверстие в полу и шестиметровый туннель.

Возвращение с Айс-кап на береговую базу, где ожидало стоявшее на якоре судно экспедиции «Квест», казалось ее участникам прогулкой. Да разве можно иначе назвать форсированный переход, занявший всего лишь двенадцать суток. Всех распирало чувство радости. Они победили.

Первая пара наблюдателей осталась в Айс-кап на десять недель. Джино Уоткинс велел им тщательно опалубить за это время палатку снежными плитами, наподобие эскимосского иглу. Следующие партии людей, должны были доставлять частями съестные припасы зимовщикам. План казался простым и логичным. Молодые люди забыли, однако, что не человек является хозяином на этом удивительном, безлюдном полярном плоскогорье, что испокон веков полновластная хозяйка здесь — Арктика.

...Ветреная и морозная зима наступила внезапно.

К станции Айс-кап еще дважды добирались партии, однако доставить припасы, которых хватило бы на время полярной ночи, не удалось. К концу октября из береговой базы вновь отправился большой караван упряжек. На сани были погружены съестные продукты на несколько месяцев, научные инструменты, радиостанция — все, что было необходимо для трех зимовщиков.

Собаки первые почуяли надвигавшуюся опасность, человек, следивший за барометром и за блеклым, безоблачным небом, был не в состоянии ее предвидеть. Отдохнувшие и хорошо накормленные псы тем не менее тащились нехотя, при всяком удобном случае останавливались, тревожно сбивались в кучу или упорно прижимались к снегу. Ничто не могло заставить их трбнуться. Ни окрики, ни удары кнутом.

Буран налетел с ледяного плато, прокатился над караваном снежной стеной, отгородил его от мира. Вслед пурге пришла волна трескучих морозов. Сорок градусов, сорок пять, пятьдесят...

За пятнадцать изнурительных суток борьбы с метелью караван сумел продвинуться лишь на двадцать два километра. Черепашьи темпы перехода грозили катастрофой. С саней свалили тяжелые аккумуляторы, всю аппаратуру радиостанции, ветряной двигатель с генератором и часть ящиков с продовольствием. Четыре человека, и в том числе радист, вернулись на береговую базу. Остальные через пять недель, в начале декабря, добрались до Айс-кап.

Тем временем оба наблюдателя, не дождавшись смены, решили вернуться на береговую базу. Это было крайне рискованно, так как предстояло совершить переход, не имея ни собак, ни продовольствия. К счастью, подоспел караван.

Бегло проверив оставшиеся после бурана на нартах съестные припасы, члены экспедиции с ужасом обнаружили, что их не хватит на три месяца даже для двух зимовщиков.

— Одного нельзя оставлять среди льдов, я категорически возражаю против этого! — заявил врач.

Все без исключения согласились с ним. Но тут кто-то опрометчиво вспомнил профессора Вегенера и его экспедицию. Поднялась буря.

— Неужели мы хуже немцев?

— Главной целью нашей экспедиции были — впервые в истории — зимние наблюдения!

— Не для того мы с таким трудом создали Айс-

кап, чтобы теперь, в самый трудный момент, покинуть ее!

Громче всех кричал Огастин Курто.

— Должен остаться хотя бы один! Любой ценой! Этим одним буду я! Не беспокойтесь, не пропаду.

Он упивался собственным мужеством.

До сих пор до него доносился звук собственного голоса.

— Глупец! Сам виноват, терпи теперь. Честь знамени? Благородное соревнование? Все это фантазия, юношеское бахвальство, желание блеснуть перед другими...

Усталость гасила эти излияния. Боль в ноге усиливалась. Почему он не понял тех, кто дежурил здесь до него? В момент прощания они смотрели на него не то с тревогой, не то с состраданием, повторяя: «Возненавидишь лопату!»

Если бы он мог хотя бы уснуть, то восстановил бы немного свои силы. Но достаточно было задремать, как его одолевали кошмары. Чаще всего ему снились волки. Они нападали на него целой стаей, он чувствовал на лице их жаркое дыхание, видел острые блестящие клыки. И просыпался в холодном поту. В этой пустыне не было волков, он хорошо понимал это, они не выжили бы здесь. Напрасно взывал он к рассудку. Страх не проходил.

Не проще и не лучше ли было бы покончить с собою? Заиндевелое ружье манило взгляд. Достаточно было бы также достать порошки из аптечки... Но вправе ли человек положить конец своим страданиям? Однако мысль о Скотте и его товарищах, их стойкости на обратном пути от Южного полюса заставляла отказаться от искушения.

...К концу трагического похода Скотт велел раздать всем по тридцати таблеток опиума. Каждый мог прекратить свои страдания, но никто не воспользовался этим благодеянием. «...Смерть этих пятерых прославила их родину больше, чем это могла сделать гибель многих тысяч самых храбрых воинов на поле брани. Это был самый прекрасный урок героизма в истории полярных исследований и во много раз более ценный вклад в эту историю, чем само достижение Южного полюса», — писали о них впоследствии.

...Как далеки дни, когда он, исполненный еще надежды, исписывал целые страницы в дневнике, предназначенном для невесты. Он рассказывал ей тогда о том, как регулярно, каждые три часа, невзирая на мороз и вьюгу, проводит метеорологические наблюдения, о том, что' видит вокруг, как себя чувствует и как устроился в своем белом мирке. Но уже спустя две недели его заметки стали более скудными.

Во многом он не признавался в своих записях. Не хотелось вспоминать, как вместе с коллегами он подшучивал над невыносимым педантизмом Нансена и Амундсена.

— Это классический пример дотошности. Норвежцы не в" меру прозорливы. Им не хватает того отчаянного мужества, которым отличались викинги, не хватает пламенного увлечения, — легкомысленно повторяли они.

Лишь теперь, в этой снежной гробнице, он стал кое-что понимать. Джино Уоткинс и конструкторы Айс-кап о многом не подумали. Они забыли, например, что бидоны с керосином нельзя оставлять снаружи. Несколько из них Огастин сумел откопать, прежде чем остальные его запасы не скрылись под многометровым слоем снега. Уже на вто

52