Вокруг света 1973-12, страница 16

I

рту, но, заметил он, нет ничего на свете вкуснее шашлыка из мидии.

Лаборатория Валерия напоминала тесное складское помещение. Посередине в беспорядке возвышались ящики. Поверх навалены капроновые шнуры с вплетенными в них кубиками желтого пенопласта. Это и были коллекторы, на которых вырастали мидии. На стеллажах стояли пробирки, банки с заспиртованными рапанами, всюду валялись раковины устриц и мидий. Комнату украшала медная доска с чеканным профилем девушки и огромный круг пенопласта, на котором были развешаны раковины с надписями и связки бирок. На круге я нашел названия местных островов и кос. «Здесь вся моя жизнь», — пошутил Григорьев. Надписи на раковинах указывали места, где располагались экспериментальные подводные огороды — «рамы» и «хозяйства», как назывались они здесь...

Первым человеком, доказавшим, что мидий можно выращивать в культурных условиях у нас на Черном море, был Анатолий Иванович Иванов, сотрудник АЗЧЕРНИРО. У себя в Керчи он вырастил на коллекторах мидий, которых уже можно было пускать в продажу. Каждый коллектор весил двадцать килограммов. Валерий, мечтавший долгое время, как и его товарищи, стать подводным исследователем, работать на научных судах, попав в лабораторию к Иванову, незаметно для себя «прилип» к новому делу и к суровому на вид, но справедливому и смекалистому шефу.

Прежде чем начать исследования подводных угодий черноморских побережий, Иванов освоил акваланг и многие часы провел под водой. Тендровский залив, а также Ягорлыцкий и Днепровский лиманы оказались наиболее пригодными для создания подводных хозяйств. Здесь, на природных банках, было сосредоточено до четырех пятых запасов всех чеономор-ских мидий. Личинки мидий концентрируются на мелководьях. Именно в этих местах лучше всего было, по предположениям Иванова, дать им обживать коллекторы. И его предположения подтвердились. Мидии росли на коллекторах густо. Но опыты пока оставались опытами! Надо было отыскать «жилы» — наиболее перспективные участки для хозяйств. А мидии, хотя на коллекторах росли почти в три раза быстрее, чем в естественных условиях, тем не менее росли долго. Тридцать месяцев нужно было ожидать, чтобы вес их достиг товарного. Все это время велись наблюдения за течениями в лиманах, соленостью воды, за наличием фито- и зоопланктона, за температурой воды. Исследовались наиболее благоприятные условия роста мидий. «Работа, одним словом, кропотливая, — объяснял Григорьев. — Десять месяцев в году необходимо выходить в море. Но нами, биологами, основная часть работ уже сделана. Дело теперь за инженерами — они должны отработать технологию выращивания и сбора, превратить опытный участок в большое действующее хозяйство».

Дверь лаборатории отворилась, и на пороге появилась стройная девушка с подведенными глазами. Она нахмурила брови, укоризненным взором обвела лабораторию и произнесла: «Ах, Григорьев...» — И младший научный сотрудник виновато сник. «Ах да, — сказал он. — Это наш лаборант, Аня Дунина». Вскоре лабораторию было не узнать.

В чинном порядке ящики встали вдоль стен. Пробирки покоились там, где им и надлежало находиться. Пол в просторном помещении сверкал, на столе стоял микроскоп. Вошедший в комнату механик с катера «Научный» (он сообщил, что выход в море им сегодня запрещен), оглядев комнату, сразу же определил: «Никак Анька из командировки вернулась».

В очаковский «ковш» — крохотную квадратную бухту внутри комбината — в тот день осторожно вошла «Мокша», экспедиционное судно АЗЧЕРНИРО. Три дня судно болталось на штормовой волне, добираясь из Керчи, и экспедиция аквалангистов, возглавляемая Валерием Петровым, успела соскучиться за это время по берегу.

Экспедиция должна была осмотреть и заснять на кинопленку подводные мидийные хозяйства, и вся ватага аквалангистов вслед за своим высоколобым усатым, представительным руководителем ввалилась в кабинет заместителя директора комбината.

Заместитель директора Ковбасюк, с выгоревшей шевелюрой и запыленным лицом (он только что вернулся с кукурузных полей), сидел за столом у телефона. Без всякого энтузиазма он встретил работников экспедиции. Не споря, пообещал удовлетворить все их требования, согласился отпустить с ними еще одно судно, и озадаченный Петров спросил у него, что произошло, отчего он так нерадостно, не как прежде, встречает их. Ковбасюк помедлил, посмотрел на кончик карандаша, словно раздумывая, стоит ли затевать разговор.

— Поймите меня, — сказал он наконец. — Я «добытчик» прежде всего. Это мое образование, призвание, если хотите, оно и соответствует месту, занимаемому сейчас. У меня производство, люди. Их нельзя лишать работы, оставлять без дела ни на час... Поймите, я не против эксперимента, но у меня еще и производство... Вы же знаете, мы сейчас «гоним» ставриду. Океаническую! Черноморской давно не хватает, в этом году косяки ее не прошли в Черное море. Болгары и в Средиземном ее не встретили. Рыба исчезает. Мидий — так, как ловим мы их сейчас, драгированием, тоже ненадолго хватит... Когда я узнал, что Иванов научился выращивать мидий на коллекторах, в культурных условиях, я вздохнул с облегчением. Подводное хозяйство — непрерывный процесс. Ему не грозит оскудение. За будущее, следовательно, беспокоиться нечего. К тому же выращенная мидия не бывает загрязнена песком, ее можно продавать парной, свежевыловленной, не обрабатывая, что гораздо выгоднее нам. Мы первые решили взяться за создание настоящего подводного хозяйства. Но первое поле, установленное на гундерах — деревянных сваях, повалил лед на следующий же год. У Иванова было указано, что хозяйства можно устанавливать на бочках. Конструкторы разработали нам проект поля на затопленных буях. Буи, на которых держались коллекторы, затоплялись для того, чтобы их не срезал лед, чтобы не трясла штормовая волна. Казалось бы, все сделано правильно. Я сам осматривал подводное хозяйство, спускаясь с аквалангом. Мидии прекрасно росли. Но когда мы попытались выбрать трос, вся колония мидий соскользнула с коллекторов, как шуба с голого тела. Весь урожай полетел на дно!..

Петров и другие аквалангисты попытались высказать свои предположения на этот счет. Кто говорил, что, возможно, мидия здесь не та, не скаловая, как в Керченском проливе, а иловая, не способная прикрепляться к коллекторам и поэтому плохо переносящая волнение и тряску. Кто-то высказал предположение, что дело в солености либо в течениях. И сам Ковбасюк предположил, что дело, возможно, и в том, что рачки-балянусы успевают осесть на коллекторах раньше мидии, отчего она и не может к ним прикрепиться.

— Но как бы там ни было, — продолжал Ковбасюк, — здесь, в лимане, где плавает лед, где полгода бушует шторм и гуляет зыбь, подводное хозяйство должно быть каким-то иным. Мидии у нас, в

14