Вокруг света 1974-02, страница 51

Обед проходит в мрачном настроении. Идет дождь, понедельник, и вообще работа не ладилась. Я не могла разгуливать с магнитофоном под дождем, у Мишки из-за дождя мыши скучные и не пожелали драться, у Сережи убежал любимый муравей по кличке Босс (они у него помечены красками). А Катюша после ночного дежурства никак не может стряхнуть сонливость. Неудачный день, словом.

После обеда иду спать до шести часов. Проснувшись, сажусь за дневник, привожу его в порядок, а потом принимаюсь за изго

товление чучел синиц для завтрашнего опыта.

Дело в том, что при охране территории самец нападает только на самцов, чужая самка обычно не привлекает его внимания. Вот я и хочу выяснить, как же синицы различают самцов и самок. Внешне они очень похожи, только у самцов черная полоса несколько шире, чем у самок. Но, может быть, главная разница в манере поведения? Так или иначе сначала надо проверить «эффект черной полосы». Я пробую сделать макеты большой синицы, отличающиеся шириной и яркостью нагрудной полосы. Завтра попробую

подсунуть их птицам, как-то они отнесутся?

К восьми часам народ собирается на ужин. После ужина — чаепитие. Рассказываем друг другу, что произошло за день, что-ни-будь читаем, слушаем музыку, спорим, обсуждая очередную «сумасшедшую идею».

В полночь расходимся. Катюша идет к своим летягам, Мишке надо на контрольную площадку перевернуть ловушки, а остальные отправляются спать. Ложусь с мыслью, что мои чучела синиц, если разобраться, не выдерживают никакой критики. Додумать, однако, не удается — сплю.

Из панического оцепения меня, заживо погребенного, вывел толчок. Догадался: бульдозер сел на дно. Вернее, полулег, втиснувшись гусеницей и левым бортом в донное углубление. Это я понял по скрежету песка и камня о наружную обшивку двери. Оставался один выход — через правую дверцу. Отчаянным усилием попытался открыть ее, но она по-прежнему не поддавалась. Все происходило куда быстрее, чем это может показаться сейчас, когда я рассказываю...

Чувствую: за голенища унтов пробивается вода. Мне и в голову не приходило, что кабину может затопить. Я даже обрадовался... Подумал: если вода наберется в кабину настолько, что внутреннее ее давление уравняется с наружным, то дверь откроется, а там — и свобода!

Ничего не оставалось, как ждать.

Хоть волком вой. Все во мне, каждая молекула вопила: «Спасайся! Спасайся!» А как? Одна надежда — всплыть в майну. Вознесся мысленно туда, на поверхность Хантайки, под небо, на морозный воздух, заштрихованный пургой. Спохватились ли друзья? Канат, что ли, сбросили бы... Ухватился, наверняка бы вытащили... Невольно прилип лицом к дверному стеклу, скосил глаза ввысь в надежде увидеть просвет в ледяном потолке, а может, и спущенный канат в нем, да куда там, темнота такая, что хоть вытаращи, хоть зажмурь глаза — одинаково. Как закопченную заслонку перед зрачками поставили.

Прикинул: сколько потребуется времени, чтоб всплыть, хватит ли воздуха? Главное, думаю, подниматься надо с расчетом на снос течения, навстречу ему и

под углом вверх. Плавать-то я хорошо умел, на соревнованиях по прыжкам в воду, бывало, первые места в районе занимал. Снял меховую куртку и шапку-ушанку. Чтобы не тормозили и не сковывали движений при подъеме. Все продумал.

А вода уже по грудь набралась.

Решаю: пора!

Уперся ногами в стойку педалей управления. Руками охватил дверную ручку. Надавил на дверь, она, как ни странно, свободно подалась от меня... Я и охнуть не успел, как сильный прилив воды ударил мне в лицо. Чуть не захлебнулся! Зашумело в ушах. А над головой: буль... буль... буль... буль...

Хлынувший в кабину поток вытеснял воздух. Пустота уменьшалась с поразительной быстротой. Ударила мысль-молния: набрать воздуху! Спружинил ногами. Взлетел к притолоке: вдохнул полную грудь... и — скорее в проем двери...

Вода была теплой, упругой и вязкой, как кисель. Я изо всех сил загребал руками, но мне почему-то казалось, будто я не продвигаюсь, а болтаюсь в густом месиве на одном месте. На самом деле я понимал, что всплываю по намеченному курсу — наклонно вверх против течения.

«Попаду или нет?! Попаду или нет?!» — мысленно повторял я, то и дело запрокидывая голову. И вскоре увидел над собой, не по вертикали, а впереди — по той прямой, куда стремился, — желтое пятно. В том, что это была майна — отверстие в ледяном потолке, — я уже не сомневался. Достаточно было отклониться влево или вправо на четыре-пять метров, и все — неминуемая гибель. Не успел бы срезать угол — снесло.

Но радость моя была преждевременной. На поверхности воды меня ждало разочарование. Когда я вынырнул, то не поверил своим глазам: около майны — ни души. Значит, не заметили моего исчезновения... Сам я без посторонней помощи выбраться из майны не мог. Края ее выступали на полметра из воды и были гладкие, словно отполированные. Зацепиться не за что. Попробовал. Безуспешно! Стал кричать что есть духу.

Вся одежда: ватные брюки,¹ шерстяной свитер, теплое белье, собачьи унты — точно губка Ha^J питалась водой и каменной тяжестью тянула вниз. Еле удерживал себя на плаву. К тому же давал знать жгучий мороз. Леденели, покрываясь коркой льда, волосы. Немели, отмораживались лицо, уши... Спасался только тем, что окунался в воду, которая действительно была теплой, как парное молоко. После каждого нырка звал на помощь и прислушивался. Услышал неясные звуки, сначала отдаленные, глухие, потом нарастающие. Голоса усиливались с порывом ветра. И вдруг я услышал их совсем близко и четко.

— Держись!.. Давай багры... веревки.

— И-и-ех! Куда угодил!..

Я повернулся на голоса и сразу увидел нескольких человек, сгрудившихся у майны, на краю проторенной моим «батей» дороги. Одни спускали на воду багры, другие закидывали веревки, третьи стояли неподвижно, пораженные увиденным...

Среди них выделялась огромна я фигура Добрыни. Морщинистое лицо его удивило меня: по щекам крупными горошинами скатывались слезы.

Выступили они и у меня.

4 «Вокруг света» № 2

49