Вокруг света 1974-02, страница 50
нашла я его случайно. Недавно проходила недалеко от этого места и услышала очень жалобные крики пары гаичек и какой-то стук. Я подошла и увидела: рядом с дуплом сидит дятел и старается забраться внутрь. Испуганные птицы пытаются защитить свое гнездо, прыгают по веточкам, кричат. Самка, раскинув крылья, даже налетает на дятла. После нескольких безуспешных попыток проникнуть в дупло дятел улетел, а бедные родители еще долго не могли прийти в себя. Тогда я очень удивилась, почему так испугались птицы и что надо было здесь дятлу? Позднее я узна ла, что дятлы иногда разоряют гнезда мелких птиц. Я стала часто заходить к этому семейству. Дятла я еще раз видела у того же дерева. Но он так и не смог подобраться к гнезду через узкое отверстие. На всякий случай я все же покинула свой наблюдательный пост и прогнала дятла. Сейчас у этого гнезда все спокойно, и я наконец отправляюсь домой. Нас здесь пятеро ребят. Мы с Катюшей, рыжей озорной девчонкой, и еще трое: Сережка, Миша и Оля. Сережка — здоровенный парень. У него первый разряд по боксу и второй по самбо, а занимается он сигнализацией муравьев, и поэтому мы посмеиваемся над ним. Мишка — толстый, добродушный, занимается агрессивным поведением мышей. Оля работает с лягушками. Она целыми днями пропадает на болоте. Мишка шутит, что она встает и ложится с лягушками. Дежурит сегодня Сергей. Значит, суп будет опять пересолен. Он рассеянный и обычно солит - дважды. Мы биологи. То есть пока еще не совсем биологи — студенты. Но защита диплома близка! ВИКТОР ШАБАЛИН НА ДНЕ ХАНТАЙКИ Зта история произошла со мной на устье Хантайки. Хантайка — река не великая, но с высокими крутоярами, быстро-точная, несет прорву воды. Начиная бег свой из озера с таким же названием, она перескакивает через четыре каменных гряды. На последней возводится Заполярная ГЭС. Дорог сюда нет. Летом грузы доставляют по реке, а зимой — самолетами. Есть у нас и третий вид доставки грузов — по зимнику, который соединяет стройплощадку с перевалочной базой. В конце навигации, когда Хантайка покрывается льдом, по Енисею еще продолжают поступать строительные материалы и оборудование. Их выгружают на развилке этих рек. Там и находится перевалочная база. На .ней-то я и работал. ...До того памятного дня мы трое суток отсиживались в бараке: бесился буран, да такой, что на ветру не было сил устоять, а вытяни руку — рукавицы не видно, поневоле будешь бездельничать. А когда немного поутихло, просветлело, нагрянул мороз. Пятьдесят, не меньше. Но мороз без ветра — не так уж страшно, и мы вышли на работу. Знали, что грузы стройке позарез нужны. Подхожу я к этому месту, где оставил «батю», прислушался... Работает мой бульдозер под снегом. Занесло его по самый капот, одна кабина над сугробом торчит. Мотор не выключил. Заглуши его — с бедой сроднишься: заморозится. Все эти три дня заправлять приходил — шел по протянутой от барака веревке, иначе нельзя: закружит, запутает снежная буря- Выполнил я первое задание, расчистил погрузочную площадку и сижу себе в тепле — у меня кабина с обогревом — посматриваю в заоконную пургу. В полярной ночи вихри со свистом неслись по гладкому, вылизанному льду Енисея, а достигнув устья Хантайки, изгибались и, покружив, продолжали свой бег поземкой по заснеженной притоке. Ветер завывал на тысячу голосов, гитарно гудел в обледенелых кустарниках. Это были звуки, знакомые мне с детства. Они запали в мою память как наследство от ветро-дуйных приуральских степей, откуда я родом. Мои мысли прервал стук в дверцу. Стучал мастер Добры-ня — грузный, морщинистый старик, суровый на вид, на самом деле добрейшей души человек, потому так и прозвали его. Он прокричал: — Друг! Расчисть-ка дорожку для разворота «КрАЗов», — и, очертив рукой полукруг, по которому я должен пройтись отвалом, зашагал к ближнему автокрану. Возле него уже горел костер, вокруг которого стояли такелажники. Я развернул «батю» и, нагро мождая по бокам торосы снега, двинулся по кривой на середину Хантайки... Не думал Добры-ня, на какую беду послал меня. Да разве можно обвинять его? Кто мог предугадать, что случится в следующую секунду... Сначала раздался раскатистый треск, как выстрел, и... бульдозер начал оседать. Я рванулся к правой дверце, но неодолимая тяжесть собственного тела потянула меня в противоположный угол сиденья; глянул в окно — так и есть: кабина быстро кренилась влево, а по бокам и впереди с треском ломались, дыбились льдины. Произошло самое страшное: машина всей своей многотонной тяжестью проваливалась в черноту. Понятно, что никакая сила уже не могла остановить это падение в бездну. Я заорал: «Стой, «батя»! Оста-но-ви-и-ись!» — и стал метаться в кабине с отчаянием раненого, гибнущего зверя. Двери — ни та, ни другая — не открывались! Как оудто их наглухо заколотили. Видно, снаружи на них давил большой напор воды. Я уже решил разбить лобовое стекло, да вовремя спохватился, сообразил, что захлебнусь прежде, чем выберусй из пробоины. Там, за этой тонкой прозрачной стенкой, бурлило, клокотало, пузырилось... но вскоре все утихло. Я остался наедине с пугающей темнотой. Мною овладел страх — произошло то, чего уже не исправить. 48 |
