Вокруг света 1974-05, страница 63

понимал, что дело дрянь, раз отказала гидравлика, не работает мотор — причина одна: сломался топливный насос. Поэтому не подается горючее в двигатель. Но в запаснике другого насоса нет! Холод уже проникал в кабину, стали покрываться снежными разводьями стекла. А на гребне холма подпрыгивал Иванкин «МАЗ». Василев резко надавил на клаксон — взметнулись с придорожных елок перепуганные сороки в темное небо.

Арнаутский услышал сигнал — через несколько минут, тормознув у самого радиатора заглохшего «МАЗа», Иванко залез к Борису в кабину.

— Ого, да у тебя холодно. — Он похлопал в ладоши, чтобы отошли руки, и спросил: — Ну что случилось?

— Насос полетел.

— Зря я сказал, ребятам, чтоб не ждали. У тебя запасного нет?

— Нет!

— Беда. И у меня нет.

Они помолчали. Борис натягивал валенки. Было два выхода: идти на буксире до Заболотья — это километров тридцать, или одному оставаться здесь, а другому поскорее доставить груз и вернуться назад с насосом. Но остаться одному в стылой кабине, без печки, когда мороз начинает крепчать к ночи...

—Может, рискнем на буксире? — спросил не очень уверенно Иванко.

Борис понял: сам Иванко не верит в такую возможность.

— Нет, без тормозов нельзя. Разобьемся оба. Дорога-то холмистая...

— Слушай, а ведь за холмом деревня. Туда-то я тебя дотащу, ты в какой-нибудь избе пересидишь у печки, а я часа через четыре буду обратно! — Иванко даже радрстно ударил ладонью по коленке — словно говоря: разве плохая идея?

До деревни они ползли около получаса. Небо почернело, и на нем выступили холодные звезды. Борис то и дело вставал на подножку, чтобы разглядеть дорогу и не врезаться в задний борт машины Иванко. Когда показалась первая же изба незнакомой деревушки, Борис посигналил.

Иванко подбежал к нему:

— Ты чего?

— Хватит... Отцепляй буксир. Помоги слить в ведро солярку, оставь сигареты и кати.

— Ладно. Иди в моей кабине погрейся, ишь как лицо побелело, а я все сам сделаю.

В теплой машине Борис разомлел: хорошо после режущего мороза покурить.

Дверца хлопнула, в кабину протиснулся заиндевелый Иванко:

— Все сделал... Я через два часа... Возьму у ребят насос и сразу к тебе. А ты беги в избу — на улице аж дышать трудно...

Борис загасил сигарету, на морозе курить было невозможно, и, толкнув дверцу, выпрыгнул на снег.

«МАЗ» Иванко взревел, подмигнул Борису красным глазком стоп-сигнала и растаял в темноте. Мороз сразу ожег лицо, забрался под полушубок, погнал из глаз слезы. Борис огляделся: вокруг черный лес, перед ним мрачная, с белой шапкой снега на крыше изба.

«Отчего нет огня в окнах?» — тревога уколола его...

Борис взбежал по ступенькам крыльца и заколотил кулаком по двери. За дверью захлебнулась в лае собака. Он успокоился: коль есть собака, должны быть и люди. Но пока, кроме лая, никаких звуков — ни шарканья подошв, ни скрипа — не донеслось. «Может, спят и не слышат?» — он

.снял варежки и снова застучал в дверь. Руки быстро онемели, но опять слышался только лай. «Хозяева, видно, в гости ушли», — решил Борис и рысцой побежал к другой избе.

Но здесь окна и двери были заколочены досками. В третьей и четвертой избе на его стук тоже никто не ответил, окна были темны. Он понял: в деревушке людей нет. Собаку или бросили, или она сама как-то пробралась в дом, кто знает. Он вернулся к своему «МАЗу» — его погасшие фары казались глазами уснувшей рыбы.

Он слышал: есть в тайге такие деревни, в которых больше никто не живет. Старики вымерли, а молодежь подалась в город. Летом еще приезжают сюда на рыбалку и охоту бывшие жители, а зимой избы пустуют. «Но почему в одной собака? Ведь собаку кто-то должен же кормить?» — эта мысль как-то успокаивала.

— Куче, кученце!¹ —• позвал он собаку и снова застучал в дверь.

Пес зашелся в лае, но изба молчала. Борис вырос в деревне и знал: покинутую людьми собаку — даже самую лютую — голос человека обрадует. Если пес злится и лает на голос, значит, он не покинут, он охраняет дом.

Мороз крепчал.

Борис достал ведро, покидал в него ветошь, налил солярки и негнувшимися, задубеневшими пальцами чиркнул спичкой. Вспыхнул огонь, сначала будто нехотя, лениво, а потом пламя вырвалось из ведра и вокруг выросли тени. Борис тянул к огню руки, пригибался, чтоб отогреть лицо, подставлял всего себя, валенки...

— Что за леший, батюшки?

Борис резко выпрямился и обернулся: перед ним спокойно стояла старуха. Огонь освещал ее полушубок, шаль, кружевную от инея. На валенках у нее были лыжи.

— Цыган, что ли? — вглядевшись в его лицо, спросила бабка.

— Булгар... Болгарин... Шофер. Машина сломалась... Избу не открыли.

— Господи, не открыли, говоришь? — старуха властно кивнула ему и сказала: — Шагай за мной...

У крыльца избы, где только что лаяла собака, старуха сняла лыжи, скинула с плеч рюкзак и поднялась по ступенькам. Собака за дверью радостно заскулила.

— А кто тебе может открыть? Во всей деревне одна я только и живу.

Она нашарила где-то за доской ключ и отомкнула замок.

На крыльцо выскочила маленькая лохматая собачка и, подпрыгнув, лизнула старуху в нос, а затем закрутилась возле Бориса, не то ворча, не то радуясь.

Старуха звякнула щеколдой, распахнула дверь и втолкнула Бориса в теплую избу.

— А ну не крутись, Рыжик, под ногами — дай свет зажечь... Я как знала: с утра печку истопила, щец сготовила, а хватилась — хлеба-то нет. Ну и тронулась в соседнее село, в магазин. Хотела было у снохи заночевать, да собаку пожалела — и обратно вернулась.

Хозяйка запалила керосиновую лампу, свет выхватил из темноты нехитрое убранство избы: стол с лавками, полати, иконы в углу. Борис бессильно опустился на сундук у дверей: в тепле он почувствовал, как промерзло тело.

¹ Собака, собачка (боле.).

61