Вокруг света 1974-07, страница 8

Повернутые ветвями в одну сторону, словно согбенные силой какого-то взрыва, возвышаясь над памятниками и скульптурами, они сами — напоминание об ужасных временах. Однако возле них уже тянутся вверх прекрасные ровные деревца и колышут пучками своих невысоких верхушек. Здесь пахнет зеленью — не кровью. Здесь цветет поросль младших собратьев, и летний их аромат, орошаемый утренней влагой, напоминает о каком-то полевом родстве. Здесь уже чувствуется лето.

А вот в Уяздовском парке я навещаю деревья, будто старых знакомых. Я расхаживаю отчасти как по кладбищу с той только разницей, что на кладбище прочитываешь незнакомые имена и стараешься угадать неведомые жизни, а тут вспоминаешь знакомые лица, анализируешь известные тебе биографии, но нет фамилий, выбитых на камне, их приходится вызывать из памяти, часто отказывающей в повиновении.

Аллея каштанов, утратившая свои четкие очертания под действием морозов и войн, ныне уже другая, нежели много лет назад. Она была местом прогулок еще до русско-японской войны. Немногие из этих каштанов помнят облик моей матери, которая водила меня здесь. И немногие из этих старых кустов сирени напоминали ей в ту пору далекие сады ее молодости.

Стоит только выйти из Уяз-довского парка, и где-то там, в перспективе, видна купа старых надвислянских тополей на Саской Кемпе. Для меня эти деревья исполнены лирики: их исчезающие в голубовато-сумрачной дали очертания символизируют мое былое, уже невосполнимое счастье. Ведь счастье, как терпкий плод, услаждает только в юности.

А молоденькие липы на Маршал ковской? Никто не хотел поверить, что эти обернутые мешками деревца зазеленеют весной так нежно и прелестно. А они превратились в длинную зеленую шеренгу (и какую великолепную!), которая широкой полосой пролегает через весь шумный город.

О, как же быстро,

Юная липа,

Станешь ты древом

могучим...

6

Фотографии с выставки, лосвя щенной 30-летию ПНР.

А вот подрастают деревья, которые своей тенью одарят новые поколения. И хотя встреча со старыми, достойными, погруженными в свою думу друзьями наполняет сердце грустной отрадой и хотя деревья эти навевают воспоминания, прохожий с улыбкой поспешает среди неокрепших, обернутых мешковиной саженцев, взлелеянных рукой нового человека. Хотелось бы, чтобы они росли быстрее и выше, чтобы их тень осеняла все более счастливые поколения.*

Кому доведется прогуливаться под их шпалерами? Чей смех прозвучит здесь в году, который обозначен будет уже в самом начале цифрой «2», о чем недавно с таким волнением писал Слонимский? Кто будет вести здесь споры о назначении человека, о силе добра, о сердечной верности? Это будут люди счастливее тебя, брат мой. Назовут ли они твое имя с любовью и уважением?

Перевел с польского СЕРГЕЙ ЛАРИН