Вокруг света 1974-07, страница 5

Репортаж с ударной комсомольской стройки

скользят машины. Людей не видно, все здесь напоминает конвейер, и в недвижной, безжизненной пустыне эта картина выглядит довольно фантастично... Но вот труба кончилась, и все вдруг рассыпается. Разъезжаются в разные стороны трубоукладчики, выскакивают из машин на раскаленный песок люди. Разные, но в основном молодые. Загорелые, закопченные, в пропыленной одежде. Улыбаясь, они шутят:

— Опять снимать приехали, хоть бы один фотокарточку прислал.

Оказывается, здесь работает комсомольско-молодежная бригада, и Юрий, бригадир, говорит, что их, как и работающих впереди «земле-роев», часто навещают корреспонденты. Глядя на пропеченные солнцем лица парней, я вспоминаю разговор с одним человеком, который собрался со стройки уезжать.

— Эта стройка героев требует, а у меня уже сердчишко не выдерживает. Поеду на Север.

Да, сердце здесь надо иметь крепкое.

— В жару, — говорит один из них, самый молодой, — на полу в вагончике на одеяле лежишь. Вентилятор вовсю работает, а толку чуть, только горячий воздух гоняет.

— Когда выше тридцати восьми градусов, — добавляет вертолетчик, — мы не летаем. По инструкции. Может отказать мотор. «Ураганщики» тоже в жару отлеживаются, а как стемнеет — выезжают в рейс.

Инженер, успев побывать на трассе, все еще о чем-то спорит с бригадиром, а летчик торопит, ему надо заправляться, и мы взлетаем. И опять все, что казалось вблизи крупным, мощным, гигантским, быстро уменьшается и пропадает в безмерных пространствах песчаной пустыни.

Солнце уже высоко, и, хотя небо сегодня подернуто тонкими облаками, будто полиэтиленовой пленкой, сквозь стекло здорово припекает. Летчик время от времени выставляет потную руку в окошко, осушая ее на встречном ветру. Спину нагревает двигатель. Часа через полтора я вполне понимаю, понимаю всем своим нутром, каково бывает шоферам там, на земле, в такую жару. Порой хочется дернуть ручку дверцы, раскрыть ее настежь и подставить себя всего прохладному ветру. Летчик, будто перехватывая мои мысли, оборачивается, показывает вперед — сейчас сядем. Там, впереди, — городок...

На этом участке трассы уже не ведутся никакие работы, труба давно зарыта, и видеть жилье здесь странно. Десяток вагончиков выстроился на придорожном бархане, образовав правильный квадрат с внутренним двориком, защищенным от ветров. Посреди дворика я замечаю бильярдный стол и разбросанные по песку шары. Из окон вагончиков на нас смотрят глаза любопытных детишек, женщины выходят на крыльцо.

— Здесь живут семьи строителей, — рассказывает Леонид, — тех, что работают на трассе. Шоферы заезжают сюда обедать.

Он заходит на рацию, к врачу, ко всем у него есть дела. Затем приглашает нас в «ресторан» «Бархан» — чистенькую, в вагончике столовую. Наслаждаясь холодным компотом, который стакан за стаканом наливает нам девушка, повязанная чистым белым платком, я думаю о том, как приятно, наверно, бывает здесь отдохнуть шоферам после утомительной езды по раскален

ной пустыне. Платок на девушке завязан по-монашьи, до самых бровей.

— Нина, — говорит ей Леня, — а я тебе привет от мужа привез.

— Если бы ты мне мужа привез, — с тоской отвечает она.

— Ну уж теперь скоро. Совсем немного осталось. Ты скажи лучше, может, тебе чего из Хивы привезти, может, дочке что нужно?

— Ничего не нужно, — говорит строго Нина. — Парень ты холостой, а у меня муж ревнивый. Вот заведи свою жену, Леня, привези ее сюда, да и вози ей все, что нужно.

Инженер сникает, что-то бормочет под нос. Возвращаясь, мы опять идем через дворик, и я опять вижу множество любопытных детских и женских глаз и, кажется, понимаю Нину вполне. Тут мир особый. Все на виду, чуть поведи себя не так, потеряешь все — и уважение, и доверие, и любовь.

Черный лохматый пес с лаем прыгает, норовя достать концы раскручивающихся лопастей, наконец, вихрь отбрасывает его, и мы опять в небе. Леня молчит. Не кричит больше в ухо, не рассказывает про змей и скорпионов, про охоту на зайцев. Я, присмотревшись, начинаю изредка сам различать внизу тени летящих пташек, белые крылышки вспугнутых пустынных соек, а вот и заяц... Напуганный шумом, он, видно, хотел бежать вперед, но грохочущий вертолет так быстро оказался над ним, что заяц застыл, растерявшись, и бросился обратно наутек.

— Ее муж, — говорит вдруг Леня, — работает там, где трубоукладчики. На второй машине, из-под которой камни летят метров на двадцать. Помнишь? Ты видел его. Когда работы немного, они часто бывают дома, а вот когда так, как сейчас, не появляются неделями. — Он опять надолго замолкает, а потом добавляет, видимо, продолжая внутренний разговор с собой: — Легко сказать, женись! Будто это просто, найти такую, чтобы всюду с тобой..

По возвращении, опустившись в «город на колесах», мы в штабе узнаем, что пришедшие на подмогу «ураганы», заправившись в пути горючим, уже повезли к оставшемуся разрыву целый километр труб.

Через два дня последние концы труб были состыкованы и сварены на 269-м километре. Четвертая очередь трасконтинентального газопровода Средняя Азия — Центр была поставлена под испытания. Пролетая над ней снова, я видел, как по закрытой уже траншее шла машина, напоминавшая бензовоз, и поливала трассу коричневатым раствором нэрозина: почву надо было предохранить от выветривания. Слой нэрозина надежно будет удерживать песок в течение трех лет. За это время в спрессовавшейся почве оживут семена; они прорастут над трубой газопровода, укрепят пески. Поднимутся кусты кандыма, черкеса, а много позже, когда созреет почвенный слой, переселится сюда и саксаул. Ветры занесут трассу барханами, и опять здесь будет безлюдная пустыня. Но след, оставленный в пустыне строителями, уже не сотрется никогда, как не сотрутся в памяти людской все большие дела, начинавшиеся под девизом ударных комсомольских строек.

А рядом ползли по барханам голубые бульдозеры. Готовилась трасса для следующей очереди газопровода.

3