Вокруг света 1974-08, страница 57

Когда к нам в бухту ^зашел вельбот чукотского зверобоя Акко, я рассказал ему о встрече с Рыже-бокой и о том, что она не боится огня. -

— Знает людей, все понимает, вот и не боится. У меня для них есть оружие, — Акко вытащил из кармана виеви.

Это два длинных ремешка, соединенных куском кожи, как у рогатки, только кожа больше и посередине с разрезом, — чукотская праща. В кожу закладывается камень, праща раскручивается над головой, потом резко останавливается в том направлении, куда в этот момент показывает рука, камень вылетает, а кожа резко хлопает! Звук получается сильнее, чем от выстрела малокадиберки.

— Медведь не любит виеви, — смеется Акко.

Но сейчас я один, и Акко не скоро заедет сюда,

и даже чайки в туман не садятся на крыши пустых домов. И мне ничего не остается, как вспоминать...

На троих у нас было слишком много оборудования. Когда долго ходишь пешком, любая мелочь в рюкзаке весит вдвое больше. ,

Перед отъездом мы строго наказали Васе, что- -бы поменьше брал фотоаппаратов. Он уверял, что взял минимум. Но когда по приезде мы распаковались на берегу, взору предстал добытый из недр спального мешка объектив чудовищных размеров. В него, пожалуй, можно было «вставить» Васину физиономию в натуральную величину вместе с бородой.

— Это телевик, — наивно оправдывался Вася,— Сам делал. Без телевйка нельзя...

Однажды на птичьем базаре мы оставили Ва<;ю среди камней в засаде, а сами спустились на берег. Море штормилЪ. Снизу Васин телевик выглядел пушкой времен адмирала Нахимова, направленной в сторону турецкой эскадры. Одного выстрела мортиры такого калибра было бы достаточно, чтобы ни птиц, ни базара больше не существовало.

Мы уходили по берегу от базара, чтобы не пугать птиц и не мешать Васе работать. Берег труден — большие каменные развалы. Приходилось карабкаться по скользким валунам, волны разбивались о них, обдавая нас брызгами. Мокрые, мы вышли наконец на узкую галечную косу под высокими обрывами.*

На гальке клыками кверху валялся мертвый морж. Волны шевелили его тушу. Мы заметили кучки медвежьего помета, видимо, звери побывали здесь совсем недавно.

Морж был цел, медведи его не тронули. В это время года они с большей охотой едят ягоды, мелких грызунов, коренья, травы. Вот если б это было весной! Голодные, они шастают по берегу, едят выброшенную штормом рыбу, мелких крабов, водоросли — все, что попадется.

— Тише! — тронул меня за руку Виталий.

По обрывистому склону карабкалась вверх медведица. За ней тянулся малыш.

Виталий протянул бинокль:

— Смотри, да это блондинка!

Действительно, на боку медведицы рыжело пятно.

А где же второй медвежонок? Его нигде не было. Мы подошли к скале, чтобы рассмотреть зверей поближе. Медведица заметила нас, но не взволновалась. Она догадывалась, что на скалу за ней мы не полезем, не такие дураки.

Рыжебокая смотрела на нас сверху и, казалось, ехидно улыбалась, достойно ценя наше благоразумие.

И тут шевельнулся большой валун на вершине скалы, и мы увидели, что это был не камень, а второй медвежонок. Он сидел затаившись и, когда над ним пролетали птицы, хлопал лапами над головой,

а потом рассматривал сначала ¹ одну лапу, потом вторую и недоумевал, почему же там ничего нет? И опять тихо сидел, дожидаясь стаи...

Мы бы и дальше наблюдали это уморительное зрелище, но звереныш заметил мать и братца и неохотно поплелся за ними.

Если рассказать Васе, какой он прозевал сюжет, охотясь с «мортирой» на птиц, — значит испортить ему настроение на всю жизнь, и мы с Виталием договорились молчать.

Но морж тоже событие. И Вася заснял его во всех эффектных ракурсах. Потом я надрезал верхнюю губу моржа, и потекла сукровица. Значит, туша не старая, видимо подранок. Впрочем, давность смерти у моржей трудно определить; кровь у . них свертывается с трудом, и этим можно объяснить, почему чукчи готовят копалЬхен — кислое мясо, которое долго хранится, — именно из моржатины.

Заговора молчания у нас не получилось — силы вольТ хватило только до вечернего костра. За ужином мы проболтались.

Вася свирепо бросал в костер все, что попадало под руку, и молчал. Потом притащил огромное бревно — один^конец положил в костер, другой приспособил под сиденье. Потом сходил еще за одним бревном — душевные неурядицы порождали у него титаническую работоспособность...

Мы с Виталием виновато улыбались. А перед сном противными подхалимскими голосами выразили желание нести его объектив в своих рюкзаках.

Наш маленький отряд занимался весьма прозаическим делом. Необходимо было определить, хотя бы на глаз, запасы строительных материалов и перспективы их добычи, хотя кому они нужны сейчас в этой глуши? Но по соседству с нами партии ищут золото, или нефть, или вольфрам, или олово, или ртуть. И обязательно что-нибудь будет найдено, и возникнет прииск, а затем город. И тогда-то понадобятся наши сведения о смоляно-черных и красных игнимбритах, розовых туфах липаритов и снежно-белом, мелкокристаллическом мраморе...

Экспедиция долгая, и нам хватает времени и на открытия, и на чаевки у костра, и на дожди, и на встречи с Рыжебокой.

В очередном маршруте мы с Виталием сделали большой крюк по тундре, и, когда тяжелый туман накрыл нас и не стало видно сопок и ручьев, мы в последний раз посмотрели карту, спрятали ее в полиэтилен, чтобы не промокла, взяли по компасу направление строго на север и пошли. Там, на севере, море, Ледовитый океан, а когда рядом море, не заблудишься. Возвращаться на базу по берегу моря — это удлинять маршрут, мы и без того устали, но нам ничего больше не оставалось. Туман и мелкий дождь пробрали нас до костей, мы старались идти быстро, чтобы не мерзнуть.

Боялись только одного — наткнуться в середине пути на прижим. На карте он не обозначен — старая карта, но мы не раз встречали прижимы н.а этом побережье. В некоторых местах каменные стены с отрицательным углом грозили обрушиться на голову от малейшего шороха. А что, если и здесь встретим прижим? Тогда придется возвращаться, пережидать туман и идти обратно тундрой.

Мы идем уже час. Сыро и тепло. Тихое море справа.

— Смотри, — говорит Виталий.

На галечном берегу глубокие следы. Следы большие — медведицы, рядом поменьше — медвежат, и следы какого-то копытного. Возможно, оленя. Дело ясное — звери догоняли добычу.

55