Вокруг света 1975-09, страница 55

ной Звезде Лапландии. К тому же ему явно везет на медведей, и он наверняка лучше других поможет мне сделать хорошие снимки.

Неделю спустя я снова отправился в глухие места в верховья Васкийоки. Местность я знал довольно плохо и слышал, что охотничьих домиков тут совсем немного, да и найти их бывает нелегко.

— Если будешь держаться тропинок, то всегда выйдешь к домику или к хорошему месту, где сможешь переночевать, — учили знатоки.

Но такой совет неудачен, я это знал по собственному опыту. Ведь лучшие тропы в лесу чаще протоптаны оленем и могут вдруг теряться в траве. Полагаться в этой глухомани на карту тоже не всегда возможно — на ней нанесены лишь крупные лесные дороги.

Целых два дня я бродил близ реки. Местность там совсем закрытая — заросли, топи, болота, низкорослый лесок. Крупных высот нет, и это затрудняет ориентировку. Тропинок тоже было мало, а те, что удавалось обнаружить, вскоре скрывались в вереске и через пару километров исчезали совсем. Зато медвежьего помета и медвежьих следов было хоть отбавляй, а на озерах и небольших водоемах я видел много гусей и лебедей-кликунов. Фотоаппарат в полной готовности постоянно висел у меня на груди.

К счастью, стояла теплая и ясная погода. Чувствуя усталость, я находил сухой клочок земли, опускался на хрустящий олений мох и спал часок-другой. Проголодавшись, ловил форелей и, разведя небольшой костер, зажаривал их на вертеле. Я наслаждался природой и жизнью, проблемы и загадки завтрашнего дня меня совсем не волновали.

Я старался держаться поближе к. реке. Кое-где берег был песчаным, и тут всегда можно было обнаружить чьи-то крупные следы. Но определить, кому они принадлежали — медведю, оленю или человеку, — было не так-то просто, ибо ветер с дождем превращали их в бесформенные ямки.

То тут, то там я находил остатки костров, и если это было на песке, то рядом с золой всегда были начерчены какие-то странные фигуры, причем йовсюду одинаковые, и по форме, и по размеру. Фигуры напоминали магические рисунки: они походили на подкову, от которой отходили небольшие короткие линии. Но одна линия была длинной и жирной,

а на конце ее маленький крестик. С левой стороны круга много мелких точек, одна из них обведена кружочком. На некоторых фигурах тот кружок размещался чуть-чуть подальше, в остальном же рисунки были совершенно одинаковы.

Эти фигуры заставили меня призадуматься. Что-то они наверняка означают, ведь нарисованы они у каждого костра. Быть может, их автор — какой-нибудь саам, который не забыл еще поверий своих предков? И он, быть может, рисовал фигуры, желая благословить свой кофе или сушеное мясо? А может быть, фигурки призваны остановить оленей, не дать им перейти на дртои берег реки? Но подходящего решения так и не нашел.

На третий день вечером я обнаружил на песчаной отмели у реки совсем свежие следы человека. И решил, что Микко где-то рядом.

Чуть позже, перед заходом солнца, когда звонко пищали комары, а река кипела от гулявшей рыбы, я заметил, как метрах в ста ниже по течению над поверхностью воды появилась большая рыбина. Она взлетала на полметра, а водяные брызги поднимались выше, чем на метр.

Форель по доброй воле прыгать так не станет. Она, видно, попалась на крючок.

Я торопливо направляюсь вдоль берега, огибаю нависший над водой куст и успеваю как раз вовремя — Микко вынимает из реки форель килограмма так на полтора. Увидев меня, он и на этот раз вздрагивает, лицо его выражает испуг. Но затем широкий рот расплывается в улыбке, и он заливается каким-то детским смехом. Нанеся рыбе удар по голове, он говорит:

- Хорошо, что ты пришел. Я ждал тебя.

Он тотчас начинает разделывать рыбу, разрезает ее вдоль позвоночника и, выкроив два отличных филе, достает мешочек с солью. Посыпав солью эти сочные куски, Микко бормочет:

— Я видел вчера медведя. Я знаю, где он сейчас.

Потом, собрав немного сушняка, разводит на берегу костер. Пока пламя бурно взмывает кверху, затем понемногу сникает, Микко нанизывает рыбу на ветки. Затем подбрасывает в огонь пару свежих веток можжевельника. Они шипят и потрескивают, густой дым поднимается к небу.

Микко поудобнее устраивается рядом с огнем. Затем внезапно заводит разговор.

— Неделю назад вон там в расселину свалился олень. Те перь медведь оттащил тушу чуть в сторону. Если его подкараулить, будет хорошее фото.

Микко поворачивает рыбу и подбрасывает еще веток в костер. Дым валит вертикально вверх. Комары отступают. Чудесный запах полукопченой форели щекочет нос, и мы оба сглатываем слюну. Время от времени Микко проверяет, не готова ли рыба.

Когда я достаю масло и хлеб, Микко делает большие глаза. Масла у него, конечно, нет, да и хлеб, возможно, тоже кончился. Последний раз Микко видели в сельской лавке недели две-три назад.

Мы приступаем к еде, не произнося ни слова. Комары пищат, в воде плещется рыба. Посредине реки проплывает большая рыбина, и нам отчетливо видна ее широкая черная спина. Видать, гуляет настоящий верзила.

Когда мы съели рыбу, а Микко умял еще и весь мой хлеб да большую часть масла, кофе уже был готов. Он очень крепкий, заварки я не пожалел.

После второй чашки Микко начинает урчать почти что по-медвежьи.

Одна из веток, на которых жарилась рыба, лежит у самого костра. Микко вдруг хватает ее и что-то рисует на песке. Возникает фигура, точно такая, какие я находил в разных местах у реки.

Сдерживая себя, я подхожу к Микко и заглядываю через его плечо.

— Вот тут я его нашел, — говорит он будто сам себе, указывая на крестик. — Мне показалось, что кто-то идет за мной по пятам, я испугался и понесся наверх, сквозь густой березняк. Возможно, добежал до самой высокой вершины Екелепяя, точно не знаю. Скорее отклонился слишком вправо — там виднелся подходящий камень, с нижней стороны в нем была впадина. Я ее углубил, стараясь копать поров-нее.

Микко сидит, показывает мне свой чертеж и что-то бормочет под нос. Когда он, наконец, умолкает, я осторожно спрашиваю:

— Ты уверен, что хорошо проверил все места?

Он медленно поворачивается, мучительно долго глядит на меня. Затем проводит веткой по песку в направлении горы Екелепяя и произносит с такой горечью, что мне кажется, будто я слышу крик его души: