Вокруг света 1976-10, страница 17

Вокруг света 1976-10, страница 17

вполне удовлетворяют геофизиков. А возможности дальнейшей защиты набортных гравиметров от качки уже сегодня представляются ограниченными. Как же быть?

В свое время, размышляя о новых типах приборов, Немцов задался вопросом, который поначалу его обескуражил: если так трудно защититься от «возмущений» на судне, то нельзя ли как-то избавиться от самого источника этих «возмущений»? Мысль была отброшена как абсурдная — все равно что приказать: пусть на море не будет качки! И все-таки Лев Давыдович вскоре вернулся к той же «сумасшедшей» мысли. Наверное, не мог не вернуться, поскольку постоянно участвовал в испытаниях донных гравиметров. Почему именно донных? Они находились в море и при этом почти не страдали от качки, защищенные от нее всей толщей воды, то есть самим же морем. Оставалось приподнять прибор над дном и заставить двигаться.

Так вот и родилась идея гравиметра, заключенного в гондолу, связанную кабелем с судном и буксируемую под водой. Можно сказать — идея «забортного» гравиметра, способного вести съемку на ходу судна, вполне оригинальная идея, не имевшая аналогов в мировой практике.

На «гондолу» получили авторское свидетельство. Ее сконструировали и построили, включив в аппарат все прежние свои усовершенствования. Потом ее испытывали, буксируя за кораблем на разных глубинах. Убедились в жизнеспособности как самой идеи, так и конструкции. В большинстве рейсов Немцов получал точность до полумиллигала, то есть совсем уж близко к возможностям донных гравиметров.

Выяснили и слабые стороны «гондолы». Потом долго избавлялись от них — дорабатывали конструкцию. Наконец решились провести новую серию испытаний в самых неблагоприятных условиях.

Все складывалось удачно. Даже быстро нашлось свободное судно «Зеравшан», что, учитывая многочисленность лабораторий геленджикского отделения и их постоянно пересекающиеся интересы, случается нечасто. Оставалось только дождаться хорошего волнения на море.

Так было незадолго до нашей встречи с Немцовым. И вот, поди ты, именно в такое время, когда позарез нужна была хорошая волна, на море установился полный штиль...

Вдали, в горловине геленджикского залива, его синева резко сужается, чтобы затем растечься в открытом море до самой линии горизонта.

Я слегка прищуриваю глаза и даю волю фантазии. И вдруг там начинают появляться белые, алые, черные паруса шхун и фрегатов, поднимается лес остроконечных мачт, расцвеченных флагами всех времен и народов, грохают клубящимися дымками салютующие бриги; и вот уже потянулись стройной чередой каравеллы великих открывателей Старого и Нового Света...

...Но с чего вдруг все эти наваждения? Я окидываю взглядом палубу томящегося в безделье «Зеравшана». Не навеял же их этот вышедший в тираж «рыбник», переделанный на скорую руку для нужд практичных геофизиков. Не постные же лица слоняющихся матросов увели меня в романтичные дали. Нет, не в «Зеравшане» дело.

Вспомнились разговоры последних дней, в которых часто поминались богатства океана. Слыша эти слова, я невольно возвращался к той груде книг, овеянных романтикой моря, которые многим

подарили когда-то столько счастливых часов. Шла ли в этих книгах речь о мужестве первооткрывателей или об удальстве искателей приключений, они неизменно были полны захватывающей борьбы со стихией, грозящей самыми ужасными опасностями. И почти всегда целью этих рискованных предприятий оставались несметные таинственные сокровища.

Сокровища морей! Сколько им отдано труда и отваги! Сколько поколений людей было зачаровано их незримым сверканием! Серьезные умы посвящали им лучшие годы жизни, ради них совершались человеческие жертвоприношения!

И вот здесь, в Геленджике, я снова слышу с детства знакомые слова о богатствах морей. И эти туда же?! Известно же, что современные геофизики тоже не остались в стороне от непреодолимо захватывающего поиска сокровищ. Например^ лёт десять назад в Англии они положили немало труда в поисках на берегу залива Уош обоза с сундуками, полными золотых монет и другого добра, принадлежавшего Иоанну Безземельному. Этот король отправил свой обоз летом 1216 года из замка Кинге Линн в столицу Англии Йорк. Но обоз исчез по дороге. Остались только списки сокровищ. Полагают, что их засосали морские пески.

Чтобы не быть понятым превратно, замечу, что в принципе я, разумеется, не против морских кладов. Многие из них представляют интерес для исторической науки. Просто долгое время все разговоры о затонувших сокровищах, поиски их скорее заслоняли от людей море, чем привлекали к нему внимание. Часто за этими подводными «деревьями» не умели разглядеть подводного «леса». И море, в общем-то, оставалось по-прежнему чужой, мало познанной стихией.

Нет, на этот раз, в Геленджике, разговор шел всерьез не о кладах. Это чувствовалось повсюду, во всех отделах и лабораториях. И свидетельствовало о том многое: и скрупулезное внимание гравиметристов к неуловимым микронам и милли-галам, и аналитические заботы геохимиков, и толщина рулонов магнитных лент в руках специалистов по сейсморазведке, и деловитое мигание разноцветных огоньков электронно-вычислительной машины. А главное, привычная атмосфера углубленной работы, лишенная показной многозначительности.

Что ж, видно, всему свое время. Осталась в прошлом милая наивная романтика моря, с ее парусниками, флибустьерами, глиняными капитанскими трубками и сокровищами, обросшими мохнатыми водорослями. Уходит морское детство человечества.

А что же идет на смену — обыденщина и сухой расчет? Я бы сказал иначе: трезвый реализм и иная, высокая романтика познания таинственной стихии.

Еще вчера, окидывая общим взглядом свое обширное, ставшее привычным континентальное обиталище, мы, стремясь заглянуть в будущее, и, как это бывало во все времена, спрашивали себя: «Что же дальше?» Сегодня мы уже знаем: дальше шельф, океан. Но шельф и океан не только по той причине, что на материках стало меньше заполненных до краев месторождений полезных ископаемых, не тронутых плугом угодий и больше людей, которым эти угодья нужны. Шельф и океан — это продолжение давнего и бесконечного пути человечества к непознанному.

15