Вокруг света 1976-10, страница 29двум англичанам, не зараженным, по мнению генерала, пораженческими настроениями. Но в задачу комиссии входило не только это. Ей требовалось либо санкционировать убийство командира «Огненной колонны» англичанина Фрэнка Рохо англичанином капитаном Майком Брауном как «акт милосердия», либо признать Майка преступником. А это значило нарушить неписаный закон наемников — право добить сподручного по его просьбе, чтобы тот при сложных обстоятельствах не попал в плен к партизанам. Потому-то и возглавил комиссию дока в подобных делах полковник де Сильва. Он первым вышел из «зала заседаний», за ним майор Коррейя, шествие замыкал «иезуит» с папкой под мышкой. На пороге он обернулся, и Майку почудилось, что он прочел во взгляде капитана сожаление. Дверь закрылась. Браун остался в большой гулкой бетонной коробке один, расслабился, прошелся без цели до угла комнаты, обратно. Майк не думал о решении, которое предстояло принять членам комиссии, он сам должен был принять решение — для самого себя, самое важное решение в своей жизни. Как бы хорошо оказаться сейчас опять на той затерянной в дебрях буша поляне. В тени под гигантским махагони... И вернуться не сюда, в эту проклятую бетонную коробку, а в Габерон, сверкающий город, столицу Бога-ны... Казалось бы, так просто — «Огненная колонна» разгромлена. Он, офицер колониальной армии, попал в плен. И весь кошмар позади. Кошмар, в котором он жил последний год. Когда, с чего начался этот год? С разговора с отцом, когда тот отправил сына защищать идеалы свободного мира и он оказался в тренировочном лагере наемников. Верил ли Майк тогда в свою миссию защиты цивилизации? Верил. Тогда верил... А теперь? Если бы он мог ответить себе точно... Он, конечно, не прав, ведя счет своих ошибок со времени разговора с отцом. Кошмар начался раньше. Только тогда он выглядел совсем не кошмаром. Майк поклонялся сильной личности — Великому Охотнику, Настоящему Мужчине — Фрэнку Рохо. И когда бывший плантатор, его отец, сказал, что хочет видеть своего сына настоящим мужчиной, сильной личностью, Майк Браун согласился стать таким. Майк только потом узнал, что Фрэнк Рохо в ярких журнальных интервью «Я — охотник, охота — это спорт» не добавлял: «Поэтому мне все равно, кого выслеживать, кого убивать. Если за убийство человека платят больше, чем за убийство льва, я стану выслеживать и убивать черномазого». Но в последней экспедиции речь шла не о местных жителях, а о таких же белых людях, как сам Фрэнк и Браун. Речь шла об экономическом советнике ООН Ман-гакисе и советском журналисте Корневе. Что ж, после уничтожения «Огненной колонны» Майк спас Великого Охотника от плена. Скорее от возмездия. Воз младая--да те преступления, которые совершил охотник за «двуногой дичью». Разве Майка можно судить за «удар милосердия»? Он повиновался взгляду Фрэнка, выполняя его волю и просьбу. А все-таки он трус, этот «Великий Охотник»... Рохо мог застрелиться и сам, да не смог поднять на себя руку, а плена боялся больше, чем смерти. Да, тогда на поляне в буше, под гигантом махагони, оказавшись в плену после разгрома «Огненной колонны», Майк мечтал, что вернется наконец-то в далекий и спокойный Габерон. Перед ним в густой тени махагони стоял африканец, офицер разведки Боганы капитан Морис. Они вели очень трудный разговор — один на один. И неподалеку лежал труп Великого Охотника. — Я хочу вернуться в Бога-ну, — сказал Браун. — Вы хотите вернуться в Бо-гану... — медленно повторил капитан Морис. — Вы родились в Богане. Богана — ваша родина. Оба они очень устали и присели прямо на земдю, и листва могучих деревьев смыкалась над их головами, не пропуская ни единого луча поднимающегося к зениту яростного солнца. А где-то поблизости, наверное всего лишь в нескольких десятках метров от них, были Мангакис и раненый Корнев — его друзья. Да, его друзья, за которыми вел охоту Фрэнк Рохо, приконченный им, Майком, Великий Охотник. — Да, я хочу вернуться в Бо-гану, — кивнул Майк. Мог ли он настаивать на возвращении в Богану? Если бы он мог ответить себе точно! Впрочем, тогда он понял, что хотеть — мало. Надо еще и быть таким, какого хотят видеть те, к кому ты желаешь прийти. Голос капитана Мориса доносился словно издалека: — Поверьте, я не желаю видеть вас в Богане на скамье подсудимых — перед судом народа. Вы должны вернуться домой с чистой совестью... Морис так и сказал — домой. — Мы ничего не требуем от вас, Майк. Только разберитесь во всем, что происходит в форте. И ваша совесть подскажет вам, как поступать. — Значит, вы меня отпускаете... Почему? — Рассказать в форте все, все, как было на самом деле. — W то, что вы меня отпустили? Во второй раз? Зачем? — Чтобы вам. поверили... Дело в том, что попытка похищения ваших друзей — только часть заговора, ниточки которого тянутся в форт № 7.' Согласитесь, вам самому надо до конца разобраться в этом, чтобы твердо знать, как жить дальше. — Я устал.... — начал было Браун. Внезапно Морис насторожился, сделал Майку знак Замолчать. Вскочил, держа наготове автомат. — Свои, камарад капитан. Из-за кустов показались трое: два бородатых «фридомфайтера» вели человека в ладной защитной форме, перетянутого новенькой портупеей. — Поймали в буше неподалеку... — звонким юношеским голосом начал один из партизан. Пленный не дал ему. договорить. — Капитан Морис! — радостно крикнул он. — Слава богу, а то эти неграмотные парни могли натворить черт знает что! — Камарад Жоа? — Морис прищурился и отступил, уклоняясь от протянутых рук задержанного. — Ты удивлен? Но я ведь сопровождал... Голос Жоа осекся, когда он увидел Брауна, внезапно выступившего из-за широкой спины разведчика. — Он предал Мангакиса и Кор-нева, — тихо сказал Майк. — Знаю... — Капитан обернулся к Жоа, взгляд его был полон презрения: — На Кубе таких, как ты, называют «гусанос» — «червяки». Но Жоа уже овладел собою. Он усмехнулся, высокомерно вскинул голову. Голос его звучал вызывающе: — Ты слишком хорошо усвоил кубинскую терминологию, Морис. Но к добру тебя это не приведет. Что ж, расстреляй меня. Клянусь духом великого богй Шанго, |