Вокруг света 1977-03, страница 48

по телефону. Старый летчик-на-блюдатель Евгений Павлович Сми-рнягин принес мне редкую фотографию, но о ней рассказ впереди. А главное — откликнулся на публикацию сын Славороссова, Алексей Харитонович, инженер, журналист, заместитель редактора одного из отраслевых журналов.

Готовясь к встрече с сыном прославленного летчика, вновь просматриваю свою картотеку. Вот выписка из журнала «Аэро» за 1914 год: «3 марта на заседании совета Всероссийского аэроклуба постановлено командировать авиатора А. Е. Раевского во Францию с целью обучения демонстрированию мертвых петель... На заседании было доложено, что мертвым петлям в настоящее время уже обучаются авиаторы: М. Н. Ефимов, А. М. Габер-Влынский и X. Славороссов».

Здесь, как бывший авиатор, не могу не сделать небольшого отступления. Мертвая петля впервые была исполнена замечательным русским летчиком Петром Николаевичем Нестеровым. Почти в то же время, но позже Нестерова, ее выполнил французский авиатор Пегу, которому ошибочно приписывали приоритет и который сам отрицал его, воздавая должное русскому летчику. Зачем же надо было уезжать во Францию русским летчикам, чтобы учиться делать эту фигуру высшего пилотажа?

30 августа 1913 года газета «Биржевые ведомости» публикует интервью с неким ответственным лицом из военного ведомства под заголовком: «За полет вниз головой поручику Нестерову грозит тридцать дней ареста». Вот как оценивало «некое лицо» творческое дерзание Нестерова. «В этом поступке больше акробатизма, чем здравого смысла. Мертвая петля Нестерова бессмысленна и нелогична. Нестеров был иа волосок от смерти, и с этой стороны он заслуживает полного порицания и даже наказания... Мне лично кажется, что вполне справедливо будет, если командир авиационной роты, к которой принадлежит Нестеров, поблагодарив отважного летчика за смелость во время полета, посадит его на тридцать суток под арест...»

Вот почему уезжали русские летчики во Францию овладевать новой фигурой. Не случайно газеты сообщали как о сенсации, что «...Раевский начал 7 апреля упражнение в мертвых петлях, совершив последовательно 11 мертвых петель (школа Блерио)», или о Га-бер-Влынском: «Приехав в Париж с намерением либо сделать мертвую петлю, либо умереть, он поступил в школу... Но французы, не $еря в способности русского летчика, все оттягивали его обучение...

ЧИСЛО РУССКИХ АВИАТОРОВ, ЛЕТАВШИХ ВНИЗ ГОЛОВОЙ, ДОХОДИТ ТЕПЕРЬ ДО ПЯТИ (выделено мной. — Ю. Г.).»

И среди этих первых храбрецов, летавших вниз головой, был и Харитон Славороссов. Что же расскажет о нем сын, какие документы сохранились в семье?..

И вот мы сидим рядом. Коренастый, широкоплечий, с крупными чертами лица, похожий на от

ца, Алексей Харитонович разложил папку с документами.

— Вы правильно предположили, что отец родился не Славороссо-вым. Его настоящая фамилия — Семененко, но еще юношей, начав успешно выступать на Одесском велотреке, он взял себе этот псевдоним... Россию прославить хотел. А ему так трудно было, что называется, в люди выбираться. Крестьянский сын, родился в селе Домошлине Черниговской губернии 11 октября 1886 года. У меня сохранилась его автобиография...

«Будучи бедным малоземельным крестьянином, отец мой в голодный, кажется, 1892 или 1893 год уехал в Одессу на заработки. Будучи неграмотным, он перепробовал несколько профессий и наконец утвердился дворником. Всех детей у нас было восемь человек, но четверо умерли в раннем детстве...»

Так начался жизненный путь этого человека.

Вначале Харитон учился в «народной школе», затем в школе ремесленных учеников, окончив которую получил звание подмастерья. Как и любой одесский мальчишка, он, конечно, мечтает о море. Но Одесское мореходное училище оказалось для Харитона недоступным, и он поступает в школу корабельных машинистов-механиков Русского общества пароходства и торговли. Кончает ее и начинает плавать по Черному морю. Морская карьера оказалась недолгой. «Возразив на ка-кое-то грубое замечание второго механика, — читаю строки автобиографии, — был уволен. Не находя долго службы, я поступил в велосипедную мастерскую. Здесь я научился делать велосипеды и увлекся велосипедным спортом, которым занимался с 1904 по 1910 год».

В то время «вся Одесса» была заражена велосипедным спортом, а каждый мальчишка мечтал быть не только моряком, но и Уточкиным — легендарным, великим Уточкиным. Велосипедистом, автомобилистом, авиатором. Так Харитон стал велогонщиком, подружился с Уточкиным. И не хотел отставать от него и в авиации. (Вообще любопытно — первым русским летчиком стал именно профессиональный велогонщик Михаил Ефимов, тоже, кстати, одессит.)

Но денег на обучение не было. И Славороссов — со своим гоночным псевдонимом Харитон уже не расставался — поступает механиком к известному летчику Сегно,

которого пригласили работать в Варшаву. Шел 1910 год. Сегно работал на авиационном заводе «Авиата», при котором была открыта летная школа.

...Первый вылет Славороссова — и... первое крушение. При посадке. Взбешенный Сегно отстраняет будущего аса от полетов с убийственным заключением: «Из Славороссова никогда летчика не будет за отсутствием данных».

И тогда Славороссов в свободное время собирает самолет из нескольких разбитых, списанных и тайком, до начала работ, «облетывает» его. И в один прекрасный день...

Происходили, как тогда говорили, «публичные полеты» летчиков 'школы Сегно. Механик Славороссов, выпустив всех на старт, упросил Сегно разрешить и ему сделать полет, пробный, недолгий. И... разразился скандал. Набрав высоту, Славороссов стал парить над Варшавой, описал несколько кругов над городом и превосходно приземлился. А на земле Славороссова встретили чуть ли не с полицией. Дело в том, что такого полета Славороссов не имел права делать — у него не было звания летчика, которое давалось только после специального экзамена. Но полет, приведший в восторг и специалистов, и тысячи горожан, отмеченный тут же прессой, уже ничто зачеркнуть не могло. Вскоре пришло официальное признание. 14 августа 1911 года Харитон Никанорович сдает экзамен и получает пилотский диплом за номером сорок один.

Отныне путь в авиации X. Славороссова — как вехи -— отмечают газетные сообщения того времени. И потому я «предоставлю слово» сообщениям отечественной и зарубежной прессы, воспоминаниям современников, самой автобиографии летчика.

«На Мокотовском аэродроме осталось двое: Славороссов и я. Славороссов собирался на заграничные авиационные состязания и поэтому летал-тренировался как дьявол, забираясь под облака.

Много летал над Варшавой и я, разглядывая с высоты убегающую ленту Вислы — и карточные домики.

Весной на прощанье мы устроили «открытие весеннего авиационного сезона», собрав массу зрителей.

На другой день телеграммы газет России извещали о «замечательных по красоте и смелости» наших полетах.

Да, это были действительно исключительного мастерства полеты Славороссова, ну а я слегка тянулся за учителем, как мальчик за папой» (В. Каменский. Путь энтузиаста).

«...На «Блерио» пролетел под мостом через Вислу, первый в мире трюк подобного рода, за что заплатил приличный штраф» (X. Славороссов. Автобиография)...

46