Вокруг света 1977-06, страница 68Наконец она решилась. — Всю прошлую ночь я думала о своем отце и об Эрике — что у них там, в Антарктике?.. — Эрик ваш муж? — Да, муж... Эрик Бланд. — А ваш отец... — Он управляющий базой и начальник экспедиции. — Ее пальцы с силой сжимали стакан. — Если бы там не было этого Эрика! — прошептала она. И продолжала с неожиданной яростью: — Если бы его убили на войне! — Она печально посмотрела на меня. — Но ведь убивают всегда не тех, кого следует, ведь правда? «Уж не любит ли она кого-ни-будь другого?» — подумал я. Джуди снова опустила глаза в стакан. — Мне страшно, — продолжала она. — Эрик с помощью своей матери — она норвежка — набрал по своему выбору много людей из Саннефьорда и убедил полковника Бланда, чтобы тот разрешил ему поехать на промысел помощником управляющего базой. Не прошло и двух недель после их отплытия из Кейптауна, как он прислал телеграмму, будто мой отец настраивает против него людей из Тёнс-берга. Были и еще телеграммы, и вот наконец пришла такая: «Нордаль открыто заявляет, что скоро завладеет всей компанией». Отец никогда бы такого не сказал, особенно перед людьми. Все это рассчитано на то, чтобы поссорить их с полковником Бландом. — Нордаль ваш отец? — спросил я. — Да. Он замечательный! — Глаза ее впервые оживились с тех пор, как я ее увидел. — Девятнадцать раз он был в Антарктике. Он так же крепок и... — Она сдержалась и сказала более спокойно: — Понимаете, у Бланда только что был приступ. Сердце. Он знает, что долго не протянет. Вот почему он согласился на то, чтобы Эрик поехал туда. Бланд прекрасно осознает, что у его сына нет достаточного опыта. Но Бланду хочется, чтобы Эрик заменил его в делах компании. Это понятно. Любой отец хотел бы того же. Но он не знает своего сына. Не знает, что тот собой представляет. — А ваш отец знает? — предположил я. — Да. Я взглянул на нее. — Почему же вы вышли замуж за Эрика Бланда? Почему девушка выходит замуж за того или иного человека? — медленно отвечала она. — Это было в 1938 году. Эрик был очень привлекательный: высокий, белокурый и очень живой. Он отличный лыжник, прекрасно танцует и держит красивую маленькую яхту. Все считали, что мне очень повезло. — А он оказался фальшивкой? — Да. — Когда же вы это обнаружили? — Во время войны. Ведь взрослыми мы стали во время войны. Прежде я только и думала как бы получше провести время... Я училась в Лондоне и в Париже... Но жила ради вечеринок, лыж и прогулок на яхте. Потом к нам в Норвегию пришли немцы. — Ее заблестевшие было глаза снова угасли. — Из Осло тогда исчезли все ребята, которых я знала. Они ушли на север, чтобы принять участие в борьбе: одни — через Северное море на воссоединение с норвежскими силами, другие — в горы, в ряды Сопротивления. — Тут она остановилась. Ее губы были плотно сжаты. — Но Эрик не ушел... — докончил я за нее. — Да. — В ее голосе неожиданно вспыхнула ярость. — Ему, видите ли, нравились немцы. Ему нравился нацистский образ жизни. В нем он находил удовлетворение какой-то — трудно сказать словами — жажде самовыражения, что ли. Вы понимаете? Я подумал о матери, так энергично помогавшей Эрику в подборе экипажа, об отце, который определял его жизнь, не оставляя ему ничего, за что приходилось бы самому бороться. Мне все было понятно. — Но почему его не интернировали? — спросил я. — Он ведь англичанин? — Нет. Южноафриканец. Он считает себя буром по отцу, а его мать — норвежка. Немецкая полиция часто проверяла его. — А был ли полковник Бланд в Норвегии во время войны? — Нет. В Лондоне. Но мать Эрика оставалась в Саьнефьорде. Она очень богата, так что отсутствие отца не было для него столь уж важным... — После некоторого колебания она продолжала: — Мы стали ссориться. Я отказывалась с ним выходить. В большинстве компаний, куда он ходил, были немцы. Потом стало действовать Сопротивление. Я пыталась заставить его присоединиться к ребятам, продолжавшим борьбу. Я от него не отставала, пока наконец он не согласился. Мы считали, что он мог бы быть полезным, учитывая его связи с немцами. Мы забывали, что и немцы могли бы считать его полезным, учитывая его связи с норвежцами. Он отправился в горы для приема очередного груза, кото'рый сбрасывали с самолетов. Неделю спустя группа Сопротивления, принимавшая груз на этом же месте, была полностью уничтожена. Но ни у кого не возникло «икаких подозрений... — Кроме вас, — произнес я, когда она остановилась, кусая губы. — Да. Я это вытянула из него однажды ночью, когда он был пьян. Ведь он... он даже хвастался втим. Это было ужасно. У меня не хватило мужества сообщить об этом руководству Сопротивления. Он это знал, и... — Она быстро взглянула на меня. — То, что я сейчас вам рассказала, не известно никому. Поэтому, пожалуйста... Хотя это не имеет никакого значения. — В ее тоне послышалась горечь. — Да никто бы этому и не поверил. Он так обаятелен... Его отец... — Она беспомощно вздохнула. — Вы, конечно, никогда ие рассказывали ему об этом? — Нет, — ответила она. — Ни одному отцу не хотела бы я рассказать такое о его сыне... не будь в этом крайней необходимости. После этого последовало долгое молчание. 7 — Давайте потанцуем, — вдруг сказала она. Когда я поднялся, она взяла мою руку: — Спасибо вам за то, что вы... такой милый. Танцуя, она прижималась ко мне, а в такси на обратном пути в аэропорт позволила себя поцеловать. Но когда машина въехала в ворота аэропорта, я снова заметил в ее глазах беспокойство. Она поймала мой взгляд и скривила губы. — Вот Золушка и снова дома, — сказала она ровным тоном. Затем во внезапном порыве она схватила мою руку. — Это был чудесный вечер, — тихо произнесла она. — Может быть, если бы я встретила такого человека, как вы... — Тут она задумалась... Нас ожидали. Через десять минут огни Каира уже исчезали под нами, а впереди простиралась черная ночь пустьгаи. Было, наверное, около четырех утра, когда меня разбудил звук задвигаемой Двери. Из пилотской кабины вышел Тим. Пройдя мимо мемя, он остановился возле Бланда и потрогал его за плечо. 66 г |