Вокруг света 1977-10, страница 72Вскоре после восьми радист «Южного Креста» стал вызывать нас сперва по-норвежски, потом по-английски: «В 21.00 мы даем дымовой сигнал. Повторяю: в 21.00 мы даем дымовой сигнал. Как только вы заметите наш дым, ответьте любыми возможными средствами. «Южный Крест» — китобойцам «Валь-3», «Валь-5»... Я распорядился вскрыть один из бочонков с маслом и пропитать этим маслом тряпье. Нагромоздив друг на друга несколько ящиков, мы получили наблюдательный пост высотой футов в десять. В девять часов радист «Южного Креста» появился в эфире с новым сообщением: «Даем дымовой сигнал. Мы прошли между вторым и третьим айсбергами и теперь находимся в трех милях к Востоку от всей цепи. Если можете, дайте ответный сигнал». Все мы, не отрываясь, следили за наблюдателем. Вот он вдруг потер рукой глаза. Я пожалел, что у нас не было темных очков. Вдруг он вытянул руку. — Дым! Люди ликовали. Двое пустились плясать джигу. Я приказал поджечь промасленное тряпье, но в последний момент отменил приказ. Наблюдатель тер глаза и тряс головой. Мы все замерли и ждали. Он снова показал рукой, но уже южнее. Я встал рядом с ним, чувствуя, как под нашими ногами ходят ящики. Дым был, но слишком близко и не там, где надо. — По-моему, это морозное парение, — промолвил я. Люди молча смотрели на запад, но разобрать что-либо было невозможно, В этой завесе ослепительного света искать дымовой сигнал «Южного Креста» было равносильно попытке разглядеть что-либо через калейдоскоп. Громовой удар — и ящики так задрожали, что я спрыгнул вниз. Появилась щель — черный шрам среди белого льда. Щель расширялась. Морозное парение поднималось наподобие тумана, все затемняя, экранируя солнце. Яркий свет и цветовые оттенки исчезли. Мир вдруг стал белым и холодным. «Нам видны участки морозного парения, но никаких сигналов. Вы должны постараться дать нам сигнал. Лед становится очень тяжелым. Нам неизвестно, сколько времени мы сможем идти вперед». С полчаса «Южный Крест» молил нас сигнализировать. Наконец с плавбазы радировали: «Теперь мы продвигаемся вперед очень медленно. Айсберги вклиниваются в лед позади нас. Если мы ие сможем уловить ваших сигналов, нам придется оставить попытку приблизиться». Это было передано только по-английски, очевидно, чтобы не расстраивать рядовых членов экипажей. Но не понимавшие по-английски читали смысл сообщения на лицах тех, кто знал этот язык. (Вдруг один из наблюдателей закричал, и я вынырнул из палатки. — Кто-то идет к нам на лыжах, — сообщил он. Это был фотограф Бономи. — Салюте, капитано! — Бономи тряс мне руку. — О, как приятно видеть вас, Крейг. Вы ничего не знаете? — Что стряслось? — Стряслось? Что стряслось? Боже мой! — Он возбужденно размахивал руками. — Эти люди ничего не хотят делать для Блан-да или для помощников Ваксдаля и Келлера. Они не доверяют своим старшим, и очень обозлены. Никакого порядка, никакого руководства. Ну, думаю, это опасно, и вот надеваю лыжи — и сюда. — У них есть продовольствие? — Когда мы покидали судно, все шло хорошо. А неприятности, они начинаются позднее. Один этот путь через лед! У вас есть радио? Скажите, какие новости? Там, — он кивнул в сторону «Тауэра-3», — у них нет никакого радио. — У нас портативный приемник. Можно принимать, но нельзя передавать. — Тогда вы будете знать, что происходит, ведь верно? — Сам «Южный Крест» вошел в зону льда. Он просит дать ему сигнал. — А, это замечательно! — Бономи просиял. Как у него все легко! Я почти завидовал его уверенности в нашем спасении. После пятичасового отсутствия прибыла Герда со своей партией. Я передал ей новости. — Тогда они должны торопиться, — сказала она. — Лед становится плохим. Под напором взлетают целые льдины. Путь назад тоже был тяжелым. Лед вокруг нас начинает двигаться. Я рассказал Герде, как открылась трещина, откуда шло морозное парение. — Йа. Скоро нас ждут неприятности. Но сейчас холодает. Может быть, вода в щели и замерз нет. Тогда мы смогли бы увидеть «Южный Крест» и подать сигнал. Я взглянул на наш скарб. Целый день труда, а не было перевезено и четвертой части. Мы сели ужинать. Только я сделал последний глоток и принялся разжигать трубку, как меня позвали в палатку. Говорил «Южный Крест»: «...повторяем на английском. Мы прекратили подачу дымового сигнала. Если вы пытаетесь сигналить, продолжать не надо. Экономьте топливо. Нас временно задерживает лед, который здесь гораздо тяжелее. Буду радировать снова в 22.30». Люди ошеломленно молчали, когда я сообщил им это известие. — Не понимаю, — сказал вдруг Бономи. — Как это можно задержать «Южный Крест»? Это ведь большое судно, а лед довольно тонкий. Мы вчера его проходили. Им же не обязательно проходить через айсберги. Они могут их обойти. Крейг! Что вы скажете? — Откуда мне знать, — пожав плечами, ответил я. Мне, должно быть, удалось заснуть, потому что я проснулся от того, что меня трясла Герда. — По-моему, с радио что-то случилось, — прошептала она. — Уже за три, а ничего не удалось поймать. Я сел и принялся возиться с ручкой настройки. Слышалось только слабое потрескивание на нашей волне. Зато на следующем диапазоне сразу же раздалась музыка, передаваемая с береговой станции. — С радио все в порядке. Вы уверены, что не свернули ручку настройки? — Нет, настройка была в порядке. По-моему, они замолчали. — Ее голос чуть дрожал. — Но они знают, с каким беспокойством мы следим за их передачами. Они бы ни за что ие пропустили ни одной. В 3.30 я попытаюсь снова. Я взглянул на часы. Было 3.10. Я закурил трубку и сидел, прислушиваясь к грому торосов. Вдруг меня осенила чудовищная мысль: а что, если радист был слишком занят, чтобы вещать для нас?! Нет, это невозможно, думал я. Тут может быть только одна причина — другой радиообмен поважнее. Я снова взглянул на часы. Было 3.14. Дважды в час наступает трехминутный период радиомолчания. От 15 минут до 18 минут и от 45 минут до 48 минут все радисты на всех судах мира слушают 70 |