Вокруг света 1978-05, страница 11Ш - ИХ-ТАМИР ЖДЕТ ВЕСНУ Оогда летишь над пастбищами Монголии, внизу видны небольшие кольца на ровной земле. И не сразу приходит в голову догадка, что это следы юрт, оставшиеся после долгих стоянок. В юртах жили и живут овцеводы: отара у Монголии не маленькая — почти 15 миллионов голов. Получается, что, хоть и косвенным образом, овцы вписали в ландшафт рисунки — кольца. ПОД КРАСНЫМ ОБРУЧЕМ «ТОНО» ...Горы назывались Хангай, а по окраске и повадкам были тигровыми. Коричневые полосы отсыревших долин, над ними — рыжие осыпи, по хребтам и отрогам — белые снежники. Когда при перемене курса земля вставала из-под крыла и казалась ближе, тигровые бока щетинились голыми пряменькими лиственницами, седым ворсом берез, кудреватой мелочью кустарника. По всем повадкам — тигровые горы. Взъерошенные их хребты вытянулись у белого озера. Голубые наледи над ключами горбили его белую кошму. Тихо дремал у аэродрома курортный городок — промежуточный пункт нашего полета. На песочке стыли водные велосипеды, лодки, сквозь снег пробивался салатными ростками заборчик... Цэцэрлэг ждал пурги. В комитете Ара-Хангайского аймака нас встретил Намджав, секретарь горкома ревсомола. Озабоченный, он прислушивался к ударам ветра по стеклам дома, потом, увлеченный разговором, казалось, забывал о прогнозе, но вставал, звонил по телефону, выходил и возвращался. Дымок смолистой травки, курившейся в резном сосуде, отдавал полынной горечью... — Знаете, как бы хорошо, если пурга только на неделю, — сказал Намджав. — Потом тепло придет, кумыса попьете. Он повернул голову к стеклу, в которое порыв швырнул горсть песку. — Не нравится мне ветер, от вершин дует. Высокий ветер. Сейчас, в безлунном раннем вечере, тигровые тела хребтов распластались под верховиком, он кружил поземку в долинах, срывал лавины, сбивал в плотный наст подтаявший снег, прогонял сон пастухов и председателей сельхозобъединений, тревожил телефонные провода. Под напором ветра створки окна распахнулись внутрь, и ночь запустила в комнату горсть снежной пыли. ...«Газик» устремился к отвесной стене, что замыкала просторную долину. У незамерзающего родника под плакучим обледенелым деревом стянулись узлом тропинки, утонувшие в сыром тяжелом снегу. Женщина — в ярчайшем васильковом дэли, с бидонами ключевой воды на прямом коромысле — остановилась и проводила нас глазами. Цэцэрлэг лежал позади, видный в долине целиком, и глаза уже находили в его улицах знакомые ориентиры — гостиница, музей, больница, школа, розовые, охряные заборы юртовых кварталов. Вчера под Улан-Батором на степном перекрестке, у домика дорожной службы остановился перед нами грузовик. Водитель побежал отметить путевой лист, затем обошел машину, напоследок подтягивая канаты, поджимая брезент на поклаже. Сквозь стекла кабины виднелись лица женщины и детишек. По подмерзшему асфальту грузовик ринулся к развилке. Брезент в последний раз колыхнулся лени 9
|