Вокруг света 1978-05, страница 8
видев их, Зина вскакивала и краснела. Разве можно было беседовать на виду у всех в знаменитом БИНе, Ботаническом институте, перед мраморной доской, напоминавшей, что здесь многие годы проработал сам академик В. Л. Комаров, бывший президент Академии наук СССР! — Может быть, уйдем отсюда? — предложил я. Зина живо вскочила с дивана. Мы вместе шагнули в библиотечную тишину. *На секунду я задержался около шкафа с тридцатитомной «Флорой СССР», составленной ботаниками комаровского БИНа, — настоящей лоцией зеленого океана. — Вот здесь, — шепнула Зина, — описано 18 тысяч видов растений. А профессор Николай Александрович Миняев и я открыли еще два. Всего два, — подчеркнула она. Я снял с полки четырехтомник «Флора Северо-Востока европейской части СССР» — одну из выдающихся работ современной советской ботаники. На обложке тома рядом с именами виднейших ученых стояла и фамилия 3. Г. Улле. — Александр Иннокентьевич Толмачев, Николай Александрович Миняев, Павел Михайлович Добряков — вот о ком действительно нужно писать... — Родители мои — медики: отец — хирург, мать — окулист. И я мечтала пойти по стопам матери... Могу представить Зину, лечащую глаза, могу вообразить ее музыкантом — ведь она окончила музыкальную школу. Не могу, к примеру, механиком или металлургом. Не получается! Зина Улле увидела свет на псковской земле, недалеко от древнего Изборска, близ пушкинских мест: Михайловского, Тригор-ского. Прямо за окном ее дома, среди густых лесов, зеленых полей, чистых рек высился Печорский монастырь — стены его так органично вписываются в ландшафт, что и сам он казался творением природы. Окончив школу, Улле подала документы в мединститут. И казалось, для нее, медалистки, препятствий возникнуть тут не могло. Но на ее пути в медицину встала медкомиссия. У девушки сильная близорукость. Не помня себя, забрала документы и так же механически по совету своей тети отнесла их туда, где, как уверяли, «занимаются почти медициной», на биофак Ленинградского университета. Так она ступила на тропу, которая привела ее в мир растений. Хотя могла вывести куда-нибудь еще — мало ли специальностей на том же факультете? Все решила встреча с профессором А. И. Толмачевым. Слушая его лекции, великолепные, искрометные, убеждающие, студенты как бы ощущали на зубах пыль пройденных им троп — по Таймыру и Сахалину, по Камчатке и Таджикистану, Канаде, Индии, Гане. Он свободно обращался с географией и самой историей: бывший президент Академии наук A. П. Карпинский приходился Толмачеву родным дедом, а сам он являет собой живое воплощение преемственности науки • — цепь времен от него тянется к B. Л. Комарову, К- А. Тимирязеву... — Это он привлек меня в бота-нйку, — почему-то шепотом говорит Зина. Мне кажется, Зина побаивается его и до сих пор. Нужно было видеть ее глаза, когда она спрашивала: «Вы пойдете к самому Толмачеву?» Отдавая должное большому ученому, я все же осмелюсь предположить, что настоящим ботаником ее сделал не он. Толмачев увлек Зину этой наукой — заслуга огромная. Но тянуться за ним она не могла, уж больно он был недосягаем, а она скромна. На кафедре был другой человек, ее непосредственный руководитель, будущий соавтор открытия — профессор Николай Александрович Миняев. (Их имена теперь навеки рядом — в названиях описанных ими видов растений.) — Когда мне трудно, просто невыносимо, бросаю все и приезжаю к Николаю Александровичу, — призналась Улле. — Вы не представляете, какой это человек... Мне говорили на кафедре, что Зина с ним внутренне очень схожа — такая же упорная, чурающаяся внешнего блеска труженица. И еще добавляли: жаль, что вы никогда не увидите Павла Михайловича Добрякова. Сама не замечая, именно с него Улле делает свою жизнь. — Известный путешественник, ученый? — Даже не кандидат. Был очень требователен к себе, тянул с защитой. — «Так же, как Зина», — подумал я. — Экзамены сдавал, зная, что безнадежно болен. «Ох, жить охота», — говорил он по-вологодски, нажимая на «о»... А на кафедре он распоряжался нашей основой основ — гербарием. И теперь в день его смерти люди приходят привести в порядок гербарии — поработать в память о Добрякове. ^ Сотрудница кафедры Галина V Постовалова на мгновение примолкает: — Он прожил тяжелую и светлую жизнь. Был председателем колхоза... Ботаника стала его поздней, но сильной любовью. Лет семь назад он прошел весь Северо-Восток до Урала, его леса, вышел из тайги не человек <— тень. Но какой собрал научный материал! Так нащупывались истоки, от которых «пошла есть» ботаник Зина Улле. Профессор А. И. Толмачев предложил ей тему диплома: «Западные пределы некоторых восточных (сибирских) элементов флоры Северо-Востока европейской части СССР». В те годы этот регион был еще «белым пятном» ^ на карте зеленого океана. На востоке от него много сделала школа томского профессора П. И. Крылова, на западе хорошо поработали скандинавские ученые. А здесь, в Архангельской области и Коми АССР, перед ботаниками была еще целина. То есть общую картину распределения видов растений они, разумеется, представляли неплохо, но Толмачев поставил перед коллегами — сотрудниками и студентами — другой вопрос: почему? Почему на западе региона растительность беднее, чем на востоке? Отчего на восток от Выборга из хвойных нас сопровождают сосна и ель, в бассейне Онеги к ним присоединяется лиственница, в северном течении Двины — пихта, недалеко от Вычегды — кедр, и только на восто- ^ ке региона у нас полный комплект v сибирских хвойных пород? Задача эта была сложности исключительной, и именно это привлекало Зину Улле. Только выяснив, почему та же лиственница или пихта не сумела распространиться дальше на запад, можно было представит^ жизнь растительности региона во времени и пространстве. Из университета Зина вышла с широким, глобальным видением ботанических проблем. Вместе с тем она научилась не «витать над проблемой». Профессор А. И. Толмачев влюбил ее в тот самый Се-веро-Восток, где нужны были такие, как она, упорные люди. И хотя судьба исследователя увела ее на время в иные края, в Заполярье, Улле оставалась в сфере ^ интересов Толмачева. Вот почему она в конце концов оказалась в Г Сыктывкаре. * 6 |
