Вокруг света 1978-05, страница 55

На следующий день мы отправились с Геннадием Федоровичем Федоровским, главным инженером колхоза, в лес, осмотреть, есть ли поблизости подходящие заросли можжевельника. В легкие санки он запряг ладного, ухоженного жеребчика. Но в утренней суматохе не заметил, что дугу приладил украшенную лентами и цветами, что остались от празднования недавней свадьбы. И кто-то, повстречав нас на улице, склонился в поклоне и громко расхохотался вслед. Геннадий Федорович посильнее хлестнул застоявшегося жеребчика. «Всю ночь думал-вспоминал, — обернулся он к нам, — как шил вицей дядька, мамашу свою расспрашивал, так ночь и не спал, вот и не заметил, что дуга-то украшенная попалась».

И он стал рассказывать, что для «шитвы» надо набрать много веток можжевельника определенной толщины, не толще мизинца, и достаточно длинных, чтобы их можно было свернуть в кольцо прежде, чем закладывать парить в котел. Раньше лес был ближе, и можжевельника было всюду предостаточно, теперь же его следовало поискать, и Федоровский припоминал, где можно найти подходящие заросли.

Мы пробирались долго по болоту, заросшему редколесьем, лошадь переходила небольшие ручьи, нередко настороженно останавливалась, будто боясь провалиться, но Геннадий Федорович смело погонял ее вперед. В округе он знал все дороги и тропинки в молодости исходил, оказывает ся, со своим приятелем и другом детства Яковом Прялухиным. Мы проехали по бревенчатому мосточку через небольшой ручей, тут Геннадий Федорович повернул в лес, и поехали по едва заметной тропке. Лес был молодой, выросший на давних вырубках, как говорят, смешанный. И лиственница росла и береза. Ели попадались с Тремя, а то и пятью макушками. Такие, как сказал Федоровский, в хорошем бору не растут. Но именно здесь мы и встали, набросали перед лошадью сена и, проваливаясь едва ли не по пояс в мягкий, рыхлый снег, отправились за можжевельником.

Геннадий Федорович срубал топором ветви, скручивал их в кольцо, пробовал упругость, порой отбрасывал, но иногда кольца брал с собой. Мы спустились в долину ручья, небо уже помрачнело, а тут от густо росших елей стало совсем темно, как в сумерках.

«А вот и корга для киля, — внезапно сказал он, — везет же

вам, ребята». Он принялся обхаживать ствол ели, раскопал снег у корня. Ствол росшей на склоне ручья ели у земли изгибался и хорошо прослеживался под снегом. Карбасы долгощельских мастеров всегда отличались от считавшихся очень хорошими койдин-

ских и мезенских. У койдинских карбасов корма делалась плоской, долгощельцы же корму делали, как у старых кочей — заостренной, и киль у этих карбасов был потяжелее. Сами долгощельцы считали, что на их карбасе лучше было ходить в море — они были

S3