Вокруг света 1978-05, страница 77

Доминго я давал больше, чем полагалось пеону, но меньше, чем должен был бы давать компаньону. Росита от денег отказалась. Несколько дней спустя она повела меня к- лотку бродячего торговца у стены порта и показала игрушечные часы. Это были детские часики без механизма с нарисованными стрелками, показывающими полвторого.

— Рооита, давай я куплю тебе настоящие, хочешь?

Нет. Она хотела именно эти. Ей нравилась форма и цвет ремешка, а учиться распознавать время ей было тяжко.

Три месяца все шло хорошо, потом начался застой. Тревожный ропот заглушал все остальные шумы города. Люди роились на площади Ла-Гуайры, спускались по центральной улице, заполняли переулки.

Возле порта столпотворение. Толпа гневнъ гудела, всплесками вылетали ругательства. Единым порывом людей в&мело на набережную. Докеры, грузчики, водители, матросы каботажных судов притиснулись к решетке.

Дальше пути не было. Но, взобравшись на крышу «фарго», я увидел, что порт пуст: ни одного сухогруза, ни одного пакетбота, ни одного ящика или мешка для нас; море, обычно заполненное до краев пароходами, расстилалось • %о горизонта. У прилавков экспортно-импортных контор

служащие в белых рубашках стирали губками написанные мелом объявления о прибытии судов.

— Не может это тянуться до бесконечности, — говорил Бор-миеро, свято веруя во всемогущество нефти.

— Такого я ороду не видел, — подтверждал Доминго.

Росита и я молчали. Тут мы были некомпетентны.

Две недели суда чуть ли не всего света бойкотировали порт Ла-Гуайра. Кафе закрылись. Столбцы объявлений в газетах были заполнены предложениями о продаже грузовиков. Но покупателей не было. Одновременно в лавках взлетели цены, торговцы больше не отпускали в кредит. Бормиеро двинулся первым: он нашел работу на асьенде где-то у черта на рогах, в семистах километрах от побережья. Грузовик он оставил у земляка, наказав вызвать его, когда дела оживятся.

Нас осталась всего горстка. Ежеутренне мы собирались у запертых ворот порта. Пусто. Ис

чезли разносчики, никто ничего не предлагал, даже мороженое и газеты. Единственной перевозкой была дюжина ящиков мыла — со склада к магазину. Владелец не смог заплатить, но время от времени звал нас к обеду.

Росита нанялась уборщицей к американцам на нефтепромысел. Но она таскала для нас еду из столовой, и неделю спустя ее выкинули. Мы с Доминго начали ловить на базаре толстых дам, закупавших провизию, и предлагали донести сумки до дома за один-два бола. Так мы проработали два дня, после чего законные владельцы этого промысла натравили на нас полицейских, и те пересчитали нам ребра дубинками. Возник вопрос, не продать ли «фарго». Владелец гаража неожиданно был готов дать за него пятьсот долларов.

— Не продавай, — сказал Доминго. — У меня двоюродный брат рыбачит на острове Маргарита. Можем пока пожить у него.

Росита тоже не хотела, чтобы я продавал красавца. И я не расстался с «фарго».

Застой продлился четыре месяца. Нам с Доминго понадобилось еще две недели, чтобы выкатить грузовик из гаража: мы не могли бросить «фарго» под открытым небом на все это время. Зато теперь работы стало невпроворот, наступили золотые денечки.

— Гля/ньте-ка, — оказал Бормиеро. — Кого это принесло?

У побеленного пирса стоял уродливый мусоровоз. «Итальянец» под названием «Риведерчи». Чего стоили одни рыжие затеки от проржавевших якорных цепей... С корпуса свисали серо-зеленые усы водорослей: прямо «Летучий голландец» по возвращении из Саргассова моря. Пятна солярки повсюду, кухонные отбросы на корме. Но все это не заслуживало бы внимания — в конечном счете посудина не наша, мы не были даже держателями акций. Наш взор приковал груз, загромоздивший палубу: раньше он был покрыт брезентом, но вот матросы начали лениво свертывать его. На баке и юте, по левому и правому боргу теснились грузовики, целый транспортный парк, доселе невиданный в этой стране!

Разгрузка зашла целый день и часть ночи. А утром прибыл второй пароход с машинами. В общей сложности сорок десятитонных «фиатов» с десятитон

ными же прицепами. И все — новехонькие. Разве что тросы лебедок оставили при выгрузке несколько царапин на защитной окраске. Доминго развел лирику по поводу их моторов, на которые он успел глянуть одним глазком; но его тут же отогнали здоровенные, как на подбор, блондины.

Бормиеро всегда поднимался на борт итальянских судов, заходивших в Ла-Гуайру, и угощался там кьянти и граппой. Он-то и принес с «Риведерчи» первые сведения о «фиатах»: оказывается, к нам прибыла в полном составе бывшая фашистская автотранспортная рота. Сотня солдат во главе с офицерами. Цвет Движения, самые отъявленные. Перед капитуляцией им удалось получить новенькие машины, а затем, выложив деньги, награбленные на фронте, они выкупили по цене металлолома не успевшее ни разу двинуться движимое имущество. После чего прикатили в ближайший порт, тщательно покрыли моторы смазкой и погрузились на борт. Все тринадцать дней они донимали экипаж, распевая, вытянувшись на палубе по стойке «смирно», «Джовииеццу»¹ утром и вечером; только при выходе из Гибралтара, где судно раскачало как на Страшном суде, с них малость слетела спесь. И вот те перь единым фронтом они двинулись на завоевание Южной Америки; они ей покажут фашистскую доблесть, энергию и натиск; покажут, что великую нацию можно победить на поле брани, но не укротить; покажут так, что клочья полетят!

До поступления более подробной информации это нас не трогало. Грузовики с вместительными кабинами и удобными сиденьями, по всей очевидности, предназначались для внутренних линий. Шестнадцать метров в длину пойди развернись на такой махине в горах. Эти баржи не выдержат адского ритма наших перевозок, тут не о чем говорить. Так мы порешили накануне, чувствуя себя законными хозяевами убийственной для чужаков трассы.

— Здоровье наших приятелей из глубинки! — закричал Борми- ¹ еро, показывая мизинцем и укаг зательным пальцем «рожки» в сторону соотечественников.

— Чего это ты им тычешь, брат?

— Насылаю порчу. От этих «чернорубашечников» разит па-

¹ Гимн итальянских фашистов. — Примеч. пер.

75