Вокруг света 1978-10, страница 18

многоэтажные ультрамодернистские здания, квартиры в которых были не по карману трудовому люду, лишившемуся крова и вынужденному ютиться в жалких лачугах на бывших пустырях.

Вдали заблестела солнечными бликами густая озерная синь. До редакции «Ла Пренсы» оставалось всего несколько кварталов, и Чаморра собрался убавить скорость, как вдруг из боковой улочки наперерез ему вынырнул синий «бьюик». Журналист резко крутанул баранку, но было поздно. Сильный удар в борт развернул ©го «форд» поперек улицы. В следующее мгновенье из «бьюика» выскочили четверо: верзилы в низко надвинутых на лоб шляпах с автоматами в руках. Чаморра не успел даже сообразить, что происходит, как выпущенные почти в упор очереди отбросили его тело к противоположной дверце машины.

Был вторник, десятое января 1978 года.

В тот же день, около четырех пополудни, тело главного редактора «Ла Пренсы» медленно вынесли из центрального подъезда городской больницы. Протиснувшись сквозь запрудившую всю улицу толпу, Элой Монтехо остановился возле санитаров с носилками. До боли закусив губу, вглядывался он в лицо еще одной жертвы сомосистского террора и вспоминал сегодняшнюю случайную встречу на улице — последнюю встречу с живым Ча-моррой. Тогда, за опущенным стеклом «форда», это лицо с львиной гривой тронутых сединой волос над высоким лбом и крупным орлиным носом было полно жизни, энергии, мысли. Сейчас, запрокинутое на подушку, оно пугало своей мраморной бледностью.

Санитарная машина* куда осторожно, словно боясь потревожить лежавшего на них человека, поставили носилки, тронулась с места и медленно двинулась сквозь строй молча расступавшихся людей, которые, словно по команде, тут же пристраивались вслед за ней. Само собой получилось что-то вроде траурного кортежа, хотя это были еще не похороны — просто тело Чаморры перевозили из больницы домой.

Рядом с Элоем шагал худенький паренек, судя по одежде, рабочий. В руке он держал само

дельный плакат с размашистой надписью: «Сомоса — убийца!»

— Слышал? — обратился к парнишке Монтехо. — Педро Хосе Чаморра, брат Педро Хоа-кина, заявил журналистам, что «расправу организовали весьма влиятельные в Никарагуа люди». А сеньора Виолета, вдова погибшего, прямо обвинила Сомосу в убийстве.

— Кто же сомневается, что это дело рук проклятого Тачи-то — Коротышки, — пожал плечами паренек.

От больницы, расположенной на западной окраине города, до дома Чаморры в районе Лас Пал-мас было километров одинна-дцать-двенадцать. Но до самой полуночи — медленно, со многими остановками, выливавшимися в митинги, — преодолевал этот путь траурный кортеж, в котором участвовало около ста тысяч человек — четверть всех жителей столицы.

Но вот носилки внесены в дом. Горничная закрыла дверь двухэтажного коттеджа, похожего —. из-за плоской крыши — на ящик из бетона и стекла. Люди расходились нехотя. Элой Монтехо вглядывался в лица, вслушивался в приглушенные разговоры и видел, что все так же возбуждены и наэлектризованы, как и он сам.

Гроза народного гнева разразилась на следующий день, когда тело Чаморры было перенесено в редакцию газеты «Ла Пренса», расположенную в центре «старого города», уцелевший во время землетрясения старинный трехэтажный особняк с кариатидами у входа и гранитным фасадом. Вместе с тысячами других противников диктатуры Элой Монтехо участвовал в стихийно вспыхнувших волнениях, которые начались поздно вечером и продолжались всю ночь. Языки пламени охватили принадлежащие семейству Сомосы и родственным ему семействам Дебайле и Сакаса магазины, склады, текстильную фабрику «Эль Порвенир», завод скобяных изделий «Янес». К этому времени было объявлено, что власти арестовали убийц Чаморры. По радио в выпусках новостей усиленно повторялось, что убийцы связаны с кубинскими контрреволюционерами - эмигрантами, владельцами фирмы «Пласмафе-ресис», занимавшейся консервированием и экспортом кровяной плазмы. При этом прозрачно на-мекалось: эмигранты якобы расправились с редактором «Ла Пренсы» в отместку за то, что

эта газета не раз бичевала постыдную торговлю кровью ни-карагуанцев^бедняков.

Над «Пласмафересис» тоже занялось пламя, отражаясь в расположенном поблизости озере. Шел уже четвертый час ночи. Стоя возле горящего здания и стирая платком пятна сажи с рук, Элой покачал головой:

— Кубинские эмигранты — стервецы, бесстыдные эксплуататоры. За одно это их компанию стоило разгромить. Но я сомневаюсь, чтобы только они — к тому же сами по себе — приложили руку к организации убийства.

Какой-то мужчина повернулся на голос и резко бросил:

— Да ведь Сомоса — их компаньон!.. Да, да! Ты не знал? Он один из совладельцев «Пласмафересис».

— Вот оно что! — удивленно протянул Монтехо.

— Получается, значит, так, — продолжал мужчина. — Чтобы нас успокоить, Сомоса арестовывает наемных убийц, которые, конечно же, будут молчать, понимая, что вскоре окажутся на свободе. И притом с карманами, полными денег. А вину сваливает на своих кубинских дружков, зная, что им ничего не грозит: они-то ведь уже укрылись в американском посольстве. Нет, что ни говори, а Сомоса...

Но окончания фразы Элой услышать не успел. Из-за углового небоскреба вынырнули танкетки. За ними бежали солдаты в касках, вооруженные американскими винтовками М-16. Это были «рейнджеры», прошедшие подготовку в военном училище «Лас Америкас» в зоне Панамского канала. Командовал ими майор Анастасио Сомоса III, сын диктатора и внук основателя диктаторской династии — Анастасио I. Раздались выстрелы. В кромешной тьме, подсвечен ной лишь пламенем пожарищ, падали раненые. Одному молодому парню рядом с Монтехо пуля попала в голову...

К рассвету город словно вымер.

По переулкам Элой Монтехо добрался до своего пансионата, где снимал крошечную каморку под самой крышей, и, не раздеваясь, бросился на постель. К вечеру, отоспавшись и наскоро перекусив, снова был у здания редакции «Ла Пренсы». Там он узнал, что в церкви района Лас

16