Вокруг света 1978-10, страница 22

нам нужны сегодня. Сегодня, а не завтра, — зло бросил Элой и выключил телевизор.

Он оказался прав. В тот же вечер антидиктаторские народные выступления состоялись в Манагуа, Леоне, Хинотепе, Дирь-амбе и других городах. Одновременно партизаны активизировали свои действия в горах Сеговии. А центром сопротивления диктатуре стал в эти дни — так уж получилось — маленький городок Масая, где волею случая оказался Элой Монтехо.

Вечером 26 февраля с улицы примчался Хосе.

— Восстали монимбо! — радостно крикнул он брату.

Несколько тысяч индейцев племени монимбо, в основном ремесленники и рабочие, обитали в квартале Сан-Себастьян, в юго-западной части Масаи.

Накинув рубашку и на ходу застегиваясь, Элой бросился к двери.

— А ты куда? — прикрикнул он на младшего брата. — Сиди дома.

В квартале Сан-Себастьян улицы были запружены индейцами. Они вооружились палками и мачете. Кое у кого были самодельные гранаты и бутылки с зажигательной смесью.

«Не слишком надежное оружие против винтовок и пулеметов», — печально подумал юноша. Сам он, правда, перед отъездом из Манагуа достал с помощью друзей небольшой — «дамский» — пистолетик, который сейчас приятно оттягивал карман.

На площади, названной недавно именем Педро Хоакина Чаморры, монимбо разбирали булыжную мостовую и складывали камни в кучу — тоже оружие. Из досок, листов жести, сломанной мебели сооружались баррикады. Раздавались звуки флейт и «тамборов» — национальных музыкальных инструментов монимбо. Индейцы, темпераментные, веселые по природе, готовились к схватке как к празднику.

— В город проникла группа партизан под командованием Ка-мило Ортега, — прошептал, подойдя к Элою, знакомый ему одноклассник Хосе.

— Группа партизан?

— Несколько человек всего. Но зато с ними Ортега — знаменитый партизанский командир.

Ночью в Масае загорелся бар-

ресторан «Ла-Перла» — собственность одного из офицеров Национальной гвардии. Вспыхнули дома некоторых видных сторонников диктатора. В завязавшейся стычке с армейским патрулем погиб девятнадцатилетний Франсиско Лопес Диас, рабочий. Утром монимбо вывесили на пожарной каланче приспущенный национальный флаг — в знак траура по убитому. Хоронить его вышли тысячи людей. Ближе к вечеру к восставшему городу были стянуты шесть батальонов пехоты и бронеотряд. Над Масаей закружили вертолеты и самолеты.

На баррикады посыпались «горчица» и бомбы со слезоточивым газом. Броневики открыли артиллерийский огонь. Прижимаясь к стенам домов, солдаты пошли в атаку. Раздались звонкие разрывы осколочных гранат, словно удары гигантских литавр, перекрывавшие винтовочные выстрелы. Клубы газа, стоны раненых — кромешный ад. Элой палил из пистолета, перезаряжал его и снова нажимал на спусковой крючок. Он сражался бок о бок с партизанами из Фронта национального освобождения имени Сандино. Вооруженные лучше восставших индейцев, сандинисты стойко обороняли свою баррикаду от штурмовавших ее гвардейцев даже тогда, когда почти все монимбо уже укрылись в близлежащей церкви и в коллёдже монашеского ордена палестинцев, куда солдаты ворваться не решались. Но силы были слишком неравные. Сраженный пулей, упал Ка-мило Ортега, командир. Кончились патроны у Элоя и других защитников последнего редута. Нужно было уходить.

Наутро начальник военного округа, включающего в себя Ма-саю, полковник Адольфо Солис докладывал Сомосе по телефону: «Законная власть в городе восстановлена. Индейский квартал Сан-Себастьян почти полностью разрушен. Среди восставших — десятки убитых и сотни раненых».

Ночью первого марта Элой осторожно выбрался из церкви, где нашли убежище уцелевшие защитники баррикад, и боковыми переулками пробрался к дому. Хосе огорошил его страшной новостью:

— Одному мальчику из нашего класса отрубили кисти рук. Представляешь?

— Кто?!

— Национальные гвардейцы.

Его схватили на баррикадах. Его и еще девятерых школьников. И всем отрубили руки!

— Негодяи, — разбуженный их шепотом, сказал отец. Мать заплакала. А потрясенный Элой Монтехо молчал, сжав зубы. Он думал: «Сомоса чувствует свою безнаказанность. Он и впрямь сейчас сильнее, чем мы. Но это не значит, что борьба безнадежна. Нужно бороться. С преступником, по приказу которого калечат детей, нужно сражаться, не жалея жизни».

В этот вечер он решил уйти к партизанам, в горы. Доучиться ' в университете можно будет и потом, после победы.

Приехав в Манагуа, Элой разыскал одного своего старого товарища, который был, как он догадывался, не то коммунистом, не то членом какой-то другой левой организации.

— У тебя нет никаких связей с сандинистами? — спросил он напрямик, рассказав о своем намерении присоединиться к повстанцам.

Ответа в тот же день он, естественно, не получил.

Через неделю состоялась встреча с представителем Фронта, и то, что услышал Элой, оказалось для него совершенно неожиданным.

— Нам сказали, что вы увлекаетесь журналистикой. Печатались даже. Нам такой человек очень нужен. Скоро выйдет в эфир первая партизанская радиостанция, коротковолновая, разумеется. Называться она будет «Радио Сандино». Требуются люди, которые могли бы писать, редактировать тексты.

— Но я бы хотел...

— С оружием в руках? — улыбнулся подпольщик. — Я вас понимаю. Но каждый должен быть там, где он нужнее всего... Вы согласны на наше предложение?

Так Элой Монтехо стал партизанским журналистом.

«Радио Сандино» заработало в июне этого года. Вместе со своими товарищами — работниками этой передвижной радиостанции, которую возят с места на место на мулах, — Элой рассказывает соотечественникам о преступлениях Сомосы, о борьбе против диктатуры, которая продолжается и в Манагуа, и в Масае, и во многих других местах небольшой латиноамериканской страны Никарагуа.

Он и сегодня там, в горах Сеговии.

20