Вокруг света 1978-10, страница 74ред лицом смерти. Он смотрел на нее, словно пытаясь запомнить Навсегда. Белый стеганый халатик, который он уже знал, распущенные волосы. — Значит, не судьба, — быстро прошептал он. — Прощай. Потом, повернувшись, ринулся вниз, в холод. Неистовая сила несла его вперед. Он бежал, почти не останавливаясь, до улицы Ме-занж. Дверь отворилась, едва он прикоснулся к ручке. В передней стоял всклокоченный Норкотт с пистолетом. Длинный глушитель уперся ему прямо в грудь. — Что случилось; Ален? Шовель почувствовал, как глупо выглядит вся сцена. Он попытался выжать из себя улыбку. — Ничего. Все кончено. Англичанин положил ему на плечо руку и повлек в столовую. Шовель рухнул в кресло. Немедленно возник Ромоло со стаканчиком виски. В глазах его поселилось беспокойство. Шовель залпом выпил, закашлялся. — Нет, нет, ничего... Я с вами.- Восемь звонков. — Мартин Груффе вышел на сцену, — сказал Норкотт, оторвавшись на секунду от чтения русской «Экономической газеты». Он сидел, удобно утонув в кресле, как клубный завсегдатай, обме нивающийся репликами с соседями. Шовель искоса наблюдал за ним. Чтобы обмануть нетерпение, он взял со стола карту и проговаривал про себя инструкцию об отходе. Итак: Норкотт подает знак Зибелю выключить радио, проехав мимо него на машине. Резидент возвращается домой и прекращает все контакты. Норкотт включает свой передатчик и едет со скоростью 75 километров в час по шоссе № 83. Я следую за ним с той же скоростью в трех километрах. Если Норкотт замечает, что полиция перекрыла дорогу, он выключает радио. Я сворачиваю на ближайшем перекрестие. Если все спокойно, я проезжаю Кольмар, Руфаш и вы ажи-ваю Ромоло с Баумом возле станции Сультцмат, после чего возвращаюсь в Страсбург. Норкотт следует туда же по другой дороге. Норкотт, Норкотт Норкотт... Каждый раз, произнося в уме это имя, он как будто дергал за обнаженный нерв. Тишина становилась невыносимой, но говорить не хотелось. Слишком много было говорено ночью после его бесславного возвращения. Надо бы сменить тему. — Не знаю, хорошо ли оставлять Ромоло одного на станции. Он не знает языка, первый раз на этой линии. — Не бойтесь, Ромоло прекрасно разберется. Утром он будет у нашего лионского корреспондента, а вечером ляжет спать уже в Милане. — На таможне могут увидеть его инструменты. — Естественно, он впишет их в декларацию. У Ромоло профсоюзная карточка, разрешение на работу. Не беспокойтесь, он наделен острым нюхом. Шовель развел руками: вы шеф, вам и карты в руки. — Беспокоитесь? — Я восхищаюсь вашей способностью заглядывать в будущее и пренебрегать фактором неожиданности. — В познании, равно как и в действии, предвидеть будущее — значит его создавать. Это единственный способ. Все остальное — литература. — Создавать! Микки провела меня, как последнего коммивояжера из провинции... Вот. Он не смог удержаться. Казалось, он был готов рычать от ярости. — Вы обманули сами себя, — Норкотт отложил газету. — Девушка оказалась с милым молодым человеком, холостяком, при деньгах, любовником, который просто умолял обмануть его. Подлинное спокойствие заразительно не меньше неврастении. Шовель издал смешок. — Н-да... Я из кожи лез вон, чтобы не разрушить иллюзию. Даже пахло от нее свежестью... Правда, скорей всего она пользуется хлорофилловыми пастилками, как наш Ромоло. — Вы старательно сжигаете мосты, Ален. А если взглянуть на вашу историю трезво, .то вы увидите: Микки солгала вам чуть-чуть. Вернее, даже не солгала, а просто умолчала о некоторых фактах. Какая женщина рассказывает действительно все любимому мужчине? Одна на тысячу при оптимистической оценке. А это юное создание надеялось на будущее с вами. — Нет, у нее не хватило ума. Иначе она бы не стала приводить к себе типа — а вдруг, я вернусь? — Разве вы собирались возвращаться к ней раньше? — Нет. — Вот видите, она только упустила из виду, что мужчины меняют намерения. В двадцать лет это простительно. Кстати, каковы ее координаты? Она заслуживает того, чтобы я взглянул на нее. Будет жаль, если такой авантюрный талант пропадет втуне. — Бар «Табу», улица Тампль-Неф. Вы разочаруетесь. Все дело было во мне. Я сам вывалялся в муке, лег на сковородку и обжарился. Оставалось только подать к столу... — Ну-ну, не надо самобичеваний. Может, это был ее единственный шанс? Она ведь пленница своего положения. Шовель провел рукой по лицу. — Свое положение я осознаю четко — больше не будет игр в Шерлока Холмса. — Вот это прекрасно! Вы взрослый человек, а значит, сами распоряжаетесь своей судьбой. — Ой ли? Вот вы, властелин своей судьбы, разве вы могли предугадать мой вчерашний кризис? Уверяю вас, все висело на волоске. Будь Микки одна, я бы торпедировал операцию. И вашу блистательную карьеру. В это самое время у вас на хвосте уже висела бы контрразведка. — Я знал, что такого не произойдет. — Это уж слишком! — почти задохнулся Шовель. — Встреча с Микки, мой идиотизм, книжка о Гиммлере, неожиданный клиент на улице Алебард, словом, все — это цепь аб-со-лют-ных случайностей. — Разве? Давайте начнем сначала. Шпионаж — это подземный ход, через который вы бежали от изощренной системы рабства. — Бог с вами, я просто поменял одного плантатора на другого! — Это не так. Вам отдают приказы. Но у вас остается широкое поле для инициативы. Роботы не могут быть хорошими агентами, а люди способные не умещаются в предписанные им рамки, и самые талантливые в конце концов испытывают острое желание повернуть оружие вспять или взорвать все вокруг, в том числе и себя. Норкотт взглянул на часы. Шовель примирительно улыбнулся: — Я не стану больше делать глупостей, обещаю. — Вы уже прошли эту стадию, Ален. Но будет... практичнее, если вы подниметесь на следующую ступень. А для этого вам необходимо уяснить, что жизнь в основном лишена случайностей. Ситуация непосредственно вытекает из ваших действий и ваших желаний. Вам предстоит лишь испытание, а данная акция идеально подходит для вас. Это отрицание детства, унаследованной от родителей мелкобуржуазной морали, всей вашей подготовки верного служителя общества! Устраняя Левена, вы уничтожаете человека, который воплощает в себе то, чем 72
|