Вокруг света 1979-04, страница 62

продолжал президент, обращаясь к Коллинзу. — А вот вы, Крис, можете пригодиться. И не надо себя недооценивать. Вы министр юстиции, а это много значит. Нужные люди к вашему голосу прислушиваются. Надо создать вам подходящий предлог для поездки, я над этим подумаю.

Коллинзу идея президента . не очень понравилась, но возражать он не смел.

— Я готов выполнить все ваши поручения. Если вы считаете поездку важной...

— Чертовски важной, — снова вмешался в разговор Тайнэн. — Ничего важнее и быть не может. Сто раз я повторял и еще сто раз повторю: важнее тридцать пятой поправки в нашей истории не было ничего. Упустим ее — упустим страну.

В этот момент к ним подошла мисс Леджер.

— Простите, мистер президент... Мистер Коллинз, вас ждет у двери ваш телохранитель. У него что-то срочное.

Поблагодарив президента и распрощавшись с гостями, Коллинз торопливо вел Карен к выходу.

— Что случилось, Майкл? — спросил он Хогана.

— Полковник Бакстер пришел в сознание, — тихо ответил тот. — Он умирает и хочет немедленно видеть вас по чрезвычайно важному делу.

«Кадиллак» затормозил у подъезда белой башни — главного здания комплекса Национального медицинского центра ВМФ. Попросив Карен остаться в машине вместе с Хога-ном и шофером, Крис Коллинз торопливо вбежал в вестибюль. К нему сразу же подошел флотский офицер.

— Министр юстиции Коллинз? Прошу следовать за мной, сэр.

— Надеюсь, я не опоздал. Кто с ним сейчас?

— Жена и внук, Рик Бакстер. Живет у бабушки, пока родители находятся в Кении. Мы пытались связаться с ними, но безуспешно. Еще там два врача и дежурная сестра. И — чуть не забыл — пришел патер Дубинский из церкви святой Троицы в Джорджтауне — той самой, которую посещал Кеннеди... Вот мы и прибыли, сэр. Я только доложу о вашем приходе.

Войдя в палату, офицер притворил за собой дверь.

Коллинз нервно расхаживал из угла в угол. Хотя он был довольно хорошо знаком с Бакстерами и бывал у них дома, особо близкой дружбы между ними не существовало и его отношения с полковником носили в основном чисто деловой характер. Так почему же умирающий Бакстер

захотел в свои последние минуты видеть именно его?

Открылась дверь, и из палаты, не глядя на Коллинза, вышел офицер, за ним сестра и маленький Рик. Словно не замечая Коллинза, они миновали его и вышли в коридор. Затем в дверях появилась фигура в черной сутане.

— Мистер Коллинз, если не ошибаюсь? Патер Дубинский.

— Я знаю, — ответил Коллинз. — В Белом доме мне передали, что полковник при смерти и срочно хочет меня видеть. Он в сознании? Могу ли я зайти к нему?

Священник кашлянул.

— Я глубоко сожалею, но уже поздно. Полковник Бакстер скончался десять минут назад. — Он помолчал. — Да пребудет его душа в вечном мире!

— Какая... какая трагедия, — выдавил Коллинз.

— К сожалению, это так... Ной Бакстер был прекрасным человеком. Я понимаю ваши чувства, потому что разделяю их. Но на все воля божья.

— Да, — ответил Коллинз.

Он не знал, прилично ли пытаться узнать прямо сейчас, что именно хотел сказать ему полковник, но понимал, что должен сделать это, даже если нарушит приличия.

— Гм... Патер Дубинский, в каком состоянии был полковник в свои последние минуты? Мог ли он говорить?

— Немного.

— Сказал ли он вам или миссис Бакстер, зачем хотел меня видеть?

— Боюсь, что нет. Он лишь сказал жене, что должен обязательно переговорить с вами.

— И больше ничего?

Священник перебирал четки.

— Видите ли, он позже кое-что сказал мне. Я объяснил, что пришел исполнить соборование, причастить его и дать отпущение грехов. Он попросил меня совершить обряд, и я успел примирить его душу с господом, как и подобает доброму католику. Почти сразу же после этого он навсегда закрыл глаза.

Коллинз преисполнился решимости выйти из беседы на духовные темы.

— Вы хотите сказать, патер, что полковник Бакстер исповедовался перед смертью?

— Да, я принял его последнюю исповедь.

— Сказал ли он что-либо в исповеди, что могло бы дать мне ключ, как-то понять, что же именно он хотел сказать мне перед смертью?

— Я не могу нарушать тайну исповеди, — мягко ответил священник.

— Но если он сказал вам то, что я, по его мнению, должен был бы знать...

— Мне непозволительно решать, что в исповеди было для вас, а что для господа. Повторяю: я не могу нарушить тайну исповеди полковни

ка Бакстера. А сейчас я должен пройти к миссис Бакстер. — Он сделал паузу. — Еще раз прошу извинить меня, мистер Коллинз. Мне очень жаль.

— Я опоздал, — сказал Коллинз жене, сев в машину. — Он уже скончался, когда я приехал.

— Какой ужас! Ты... ты узнал, зачем он хотел тебя видеть?

— Нет. Не имею ни малейшего представления. Но я намерен узнать это, хотя и не знаю пока как. Он явно хотел сказать что-то имеющее непосредственное отношение к моей работе. И к государственным делам. Что-то жизненно важное для всех нас.

Он почувствовал, как рука Карен сжала его локоть.

— Крис, прошу тебя, не влезай в эту историю. Не могу объяснить почему, но мне стало очень страшно. А я не люблю жить в страхе.

Коллинз смотрел в окно на ночной город.

— А я не люблю жить среди неразгаданных тайн, — сказал он.

Полковника Бакстера хоронили дождливым майским утром на одном из немногих свободных участков, оставшихся на Арлингтонском национальном кладбище. У могилы, где патер Дубинский прочел молитву по усопшему, собрались родные, друзья, члены кабинета, присутствовал и сам президент Уодсворт.

Директор ФБР Верной Т. Тайнэн, его низкорослый, мускулистый помощник Гарри Эдкок и министр юстиции Кристофер Коллинз приехали на кладбище вместе и вместе покидали его.

Дежурный фэбээровец открыл им дверцу автомобиля. Первым сел Эдкок, за ним Тайнэн, потом Коллинз.

— Мне будет не хватать старины Ноя, — первым нарушил молчание директор ФБР.

— Хороший был человек, — поддакнул Эдкок, всегда при посторонних служивший эхом своего начальника.

— И мне его будет не хватать, — сказал Коллинз, чтобы не выпадать из общего тона. — В конце концов, своим нынешним положением я обязан ему.

— Да, — сказал Тайнэн. — Жаль только, что он не продержался, чтобы пожать плоды своих трудов с тридцать пятой поправкой. Все приписывают ее президенту, но на самом деле начал-то Ной. Верил он в нее, как в новую религию, которая только и может спасти страну. Наш долг перед ним — пробить поправку в Калифорнии. Я знаю, Крис, что в

60