Вокруг света 1979-05, страница 58корбительно отзывался о мексиканцах и пуэрториканцах, уверяя, что люди этих национальностей ничего не умеют, не могут даже стрелять прямо. Гувер приказал подслушивать разговоры и конгрессменов, и участников антивоенных демонстраций, и сторонников ненасильственных действий в борьбе за гражданские права. Он приказа ч подвергнуть проверке даже четырнадцатилетнего мальчика из Пенсильвании только за то, что тот хотел провести лето в Восточной Германии, и руководителя скаутского отряда из Айдахо за то, что тот хотел повезти своих скаутов путешествовать По России. Измаил Янг припомнил статью Пита Хэмилла: «За все последние тридцать лет страна не знала такой подрывной деятельности, как деятельность Джона Эдгара Гувера. Она подорвала нашу веру в самих себя, веру в открытое общество, надежды на то, что можно жить в стране, свободной от тайной полиции, от тайного наблюдения и сыска, от преследований за политические убеждения». Да, обо всем этом можно было бы поговорить, но Янг, естественно, счел за лучшее держать язык за зубами. — Я вам расскажу одну деталь из жизни Гувера, о которой мало кто знает, — продолжал Тайнэн. — Я всегда считал, что о человеке очень многое говорит его отношение к своим родителям. Так вот, до сорока трех лет Гувер жил со своей матерью Анной-Марией. Человек, поступивший подобным образом, не может не быть порядочным человеком. «Или подходящим объектом для Фрейда», — подумал Янг. — Я вам сейчас расскажу еще одну историю. Когда Гуверу стукнуло семьдесят, на президента Джонсона оказывали очень сильное давление с целью убрать Гувера в отставку. К чести Джонсона, он категорически отказался сделать это. И когда кто-то спросил почему, президент ответил: «Пусть он лучше писает из нашей палатки наружу, чем снаружи в нашу палатку». Ну как, здорово, а? — Хлопнув себя по ляжке, Тайнэн громко расхохотался. — Конечно, — с сомнением сказал Янг. — Как, по-вашему, вставим в книгу? — О да, — поспешно ответил Янг. — Напишите, пожалуй, что президент Джонсон сказал это мне, — подмигнул ему Тайнэн. — Все равно никто не опровергнет. И Джонсон и Гувер давно мертвы. — Л. Б. Д. вполне мог сказать вам это, — согласился Янг. — И в книге такой эпизод прозвучит. На столе директора зазвонил телефон. Удивленный Тайнэн снял трубку, пробормотав: — Кто бы это мог быть? Прези дент?.. Да, Бет, — сказал он. — Что, Гарри Эдкок? Попросите его подождать. Очень важно? — Он внимательно слушал. — Насчет Баксте-ра? Дело со Святой Троицей... Ах да, разумеется, история с Коллинзом! Хорошо, скажите Гарри, что я приму его через минуту. Положив трубку, Тайнэн замер на месте, задумавшись. Отойдя наконец от стола, он увидел Янга. — Вы... Я совсем забыл, что вы еще здесь. Вы слышали мой разговор по телефону? — Что-что? — спросил Янг, изображая на лице растерянность, как будто бы только что оторвался от списка своих вопросов, который внимательно изучал. — Нет, ничего, — удовлетворенно сказал Тайнэн. — Просто возникло неотложное дело. Мы ведь все-таки пока еще правим страной. Очень жаль, что придется прервать нашу встречу, Янг, но я уделю вам лишних полчаса на следующей неделе. — Разумеется, сэр, как скажете. Послушно убрав магнитофон и быстро запихав в портфель свои бумаги, Янг решил, что прокрутит конец пленки, как только доберется до дома. О чем таком важном шел разговор, что директор испугался, как* бы он не подслушал? Что-то по поводу срочного желания Эдкока встретиться с Тайнэном «насчет Бак-стера»... Речь, видимо, шла о покойном министре юстиции. Так, а потом он сказал: «Дело со Святой Троицей». Кодовое название операции? А может, название церкви в Джорджтауне... Затем он упомянул «историю, с Коллинзом». Должно быть, имелся в виду Кристофер Коллинз. Что же здесь может крыться такого важного?.. — Итак, Гарри? — посмотрел на Эдкока Тайнэн. — Мы подняли досье патера Ду-бинского. Репутация у него чистая, но небольшая зацепка нашлась. Однажды в Трентоне его попутали с наркотиками, но полиция дело прекратила. Однако мы... — Этого больше чем достаточно, — выпрямился в кресле Тайнэн. — Пойди к нему, ошарашь... — Уже, шеф, — торопливо сказал Эдкок. — Я уже был у него. Вот только что вернулся. — Так что же он сказал, черт его возьми? Выложил исповедь Ноя? Доклады Гарри Эдкока всегда строились по порядку и в хронологической последовательности. В отличие от газетчиков, выносящих сенсацию в заголовок, он не любил нарушать последовательность, потому что, по его мнению, такие нарушения приводят к искажению содержания сообщений, пропускам и недоразумениям. Тайнэн, давно привыкший к его манере, терпеливо ждал, барабаня пальцами по крышке стола. — Позвонив патеру Дубинскому сегодня утром, я назвал себя и сказал, что провожу расследование в интересах государственной безопасности. Ровно в 11.05 он принял меня в жилых помещениях церкви. Я предъявил удостоверение и жетон. По моей просьбе мы беседовали наедине. Сразу взя^. быка за рога, я заявил: нам, мол, доподлинно известно, что Бакстер перед смертью исповедовался ему. И что больше ни с кем, кроме него, перед смертью не разговаривал. Патер подтвердил это. — Эдкок достал из кармана испещренный пометками сложенный листок. — Я набросал конспект нашей беседы на обратном пути в Бюро. — Взглянув на листок, Эдкок продолжал: — Так вот, патер Ду-бинский спросил меня, уж не получил ли я эти сведения от министра юстиции Кристофера Коллинза. Я ответил отрицательно. — Молодец. — Затем я сказал: «Как вам известно, патер, полковник Бакстер имел доступ к высшим государственным тайнам. Поэтому ФБР интересуется всем, -что он мог сообщить лицам за пределами правительственных кругов. Особенно в тот период, когда был болен и не вполне владел собой. Мы пытаемся установить источник утечки информации, имеющий жизненно важное значение для государственной безопасности, и нам полезно было бы знать, не сказал ли вам полковник Бакстер что-либо, имеющее отношение к данному вопросу. — Затем я добавил: — Мы хотели бы знать, что именно сказал вам полковник в самые последние минуты жизни». — Эдкок оторвал взгляд от . своих заметок. — На это патер ответил: «Сожалею, но последние слова полковника Б а кете-ра составляют его исповедь. Тайна исповеди священна. Как исповедник*, полковника Бакстера я не имею права передать его слова никому другому». — Вот ведь сволочь, — пробормотал Тайнэн. — И что же ты сказал на это? — Сказал, что никто и не требует от него раскрывать тайну исповеди, но правительство — не «кто другие». Он сразу же напомнил об отделении церкви от государства. По его словам, я представляю государство, в то время как он представляет церковь. Я понял, что по-хорошему от него ничего не добиться, и решил нажать. — Молодец, Гарри, так-то оно всегда лучше. — Я ему сказал... не помню точно, в каких выражениях, но, в общем, объяснил, что сутана не ставит его выше закона. И нам известно, что с законом он уже имел дело. — Прямо так ему и влепил? Правильно. И как он реагировал? — Сначала вообще ничего не ска 56 |