Вокруг света 1979-08, страница 51бросил якорь неподалеку от острова Форест оф Инглэнд. Французские моряки на шлюпке добрались до берега, водрузили флаг с королевскими лилиями и, объявив остров владением Людовика XIII, нарекли его Бурбоном (в Париже, впрочем, название утвердили только в 1649 году). Под этим именем суждено острову было пробыть довольно долго — примерно столько же, сколько процарствовали еще Бурбоны. Франции принадлежал тогда и Маврикий. С 1642 года французы начали заселять оба острова. Одни переселенцы отправлялись в долгое трехмесячное плавание добровольно, со всеми пожитками, с женами и детьми. Люди более состоятельные предпочитали Маврикий, где было больше удобной для крупных плантаций земли. Другой поток переселенцев шел на Маскарены из Африки и с Мадагаскара: в зловонных трюмах невольничьих кораблей везли рабов — негров и мальгашей. Плантаторы на Маврикии покупали их сотнями. Фермеры на Бурбоне — даже самые зажиточные — редко приобретали больше, чем два десятка: приученные к экономности и труду на старой родине, они не брезговали и сами физической работой на собственной земле. Земли на Бурбоне не хватало, хозяйства прижались к берегу. Закон запрещал дробить участки, полученные по наследству, так что ферма оставалась старшему сыну, а младшим приходилось искать себе пропитание на стороне. Шаг за шагом, осваивая горы, продвигались французы в глубь острова. У каждого переселенца только и было что два-три раба, осел, иногда вол. В горах сводили лес, распахивали ровные участки на крошечных плато величиной с два носовых платка. Власти поощряли освоение острова и даже помогали для этого приобрести — тем, у кого не было, — двух рабов. Дела у жителей гор шли по-разному, земля, удобренная сначала золой сведенного леса, через несколько лет переставала родить, а податься уже было некуда. И многие белые семьи в горах существовали лишь на то, что сдавали внаем своих немногочисленных негров. Больших доходов при дешевизне рабского труда это не давало. Зато идти самим в батраки белым горцам не позволяла гордость: одно дело работать на своем доле, другое — на чужого хозяина. В глазах общества это низводило белого до уровня негра. А рабы в те времена перечислялись в списке сельскохозяйствен ного инвентаря где-то между волом и плутом. И довольно скоро на острове распространилась весьма странная категория людей: более голодные, чем невольник на хорошей плантации, не имеющие ни доходов, ни занятий, но категорически отвергающие саму мысль о физической работе. Так появилась на острове прослойка населения, называемая «бедными белыми». История тем временем не стояла на месте, и в революционном 1793 году остров Бурбон стал островом Реюньон. По-французски это значит «соединение», и название это должно было увековечить одно из важных событий революции: соединение марсельских волонтеров с революционными парижанами. Но хотя во Франции провозглашены были «свобода, равенство и братство», на новоо-крещенном Реюньоне рабство не отменили. Название острова менялось еще только один раз: в 1815 году патриотически настроенные реюньон-цы провозгласили, «что отныне и навеки остров будет именоваться Бонапарт». Через два дня на острове высадились заклятые антибонапартисты — англичане. Да и Париж, где вновь к власти пришли Бурбоны, конечно, тоже не поддержал островитян. С тех пор остров остался Реюньоном, и именно под этим названием он нанесен на все карты мира. (Если не считать случая, когда лиссабонские картографы времен Салазара в приступе казенного патриотизма выпустили «Атлас мира», где всем топонимам возвращено было «исконно португальское» звучание. Тут вместо Реюньона был «Исла ди Маска-реньяс».) Эпоха бурного колониализма создала на островах Атлантического и Индийского океанов пестрое население: потомки белых переселенцев, негров-рабов, индийских батраков, китайских кули. Цвет кожи человека до сих пор определяет его место в обществе на многих из них: чем светлее кожа. тем выше положение. Но светлокожих обычно на островах не так уж много. Кроме Реюньона. Здесь белые составляют половину населения. На большинстве островов белый если и не прямо принадлежит к правящему классу, то, уж во всяком случае, состоятелен. На Реюньоне европейское происхождение объединяет и элиту, и беднейших из бедных. В 1848 году декретом из Парижа рабство на Реюньоне было отменено. Владельцы, правда, полу чили компенсацию за свою собственность, но быстро ее проели. И сотни горских белых семей лишились последнего источника дохода. На побережье возделывали сахарный тростник, крупные плантаторы поглощали мелких, и те, чтобы не работать бок о бок с бывшими своими рабами, предпочитали переселяться в горы. А освобожденные негры все ушли к морю. Лес на острове давно свели, и голые вулканические кручи имеют вид печальный и дикий. Но любая более или менее ровная площадка возделана и засеяна кукурузой, луком, чесноком. И ге-ранькнпелларгонией. Остров Реюньон — крупнейший в мире поставщик гераниевой эссенции, необходимой для французских парфюмеров. Нарубленные листья герани давят, насыпав в кадку, босыми ногами, потом сгущают сок на костре из сучьев тамаринда. Поскольку скупщикам трудно добираться до крестьян по горным тропам, эссенцию в бутылях относят в город Сен-Дени — столицу острова. Герань дает возможность перебиться «бедным белым». Но только перебиться. Даже в самых удачно расположенных районах детям приходится добираться до школы часа по три. В более глухих местах школ просто нет, и неграмотность среди «бедных белых» выше, чем среди прибрежных темнокожих. В воскресенье горцы спускаются по узким тропам на рынки Сен-Дени и других городков и продают там свой небогатый товар: бобы, горох, чечевицу, огурцы, курицу или гуся. Малорослые и тощие, с коричневой, продубленной зноем и ветрами кожей, они даже внешне непохожи на тех европейцев, которые живут в городах, и те четко различают «их» и себя. Вечером «бедные белые» напиваются дешевым ромом в харчевнях, куда не ходят -ни негры, ни индийцы. Не дай бог спросить у горца: не было ли среди его предков цветных? Такой вопрос — самое страшное для него оскорбление, ведь европейское происхождение — единственное, чем он обладает. «Бедный белый, — говорили на Реюньоне в прошлом веке, — это тот, у которого за душой ничего, кроме двух негров да мятой шляпы». Рабов-негров у горцев больше нет. Осталась только мятая шляпа... Л. ольгин 4 «Вокруг света» JSfe 8 49 |