Вокруг света 1979-09, страница 36

ках перед ними, обычно до отказа забитых автомобилями, было пусто. Лишь у ворот маячили фигуры охранников. Завод бастовал...

Это был редкий случай, когда я не пожалел о том, что не удалось осмотреть предприятие, которое, безусловно, того заслуживало.

Возвращались мы с Рамоном не спеша, заезжая в городки уэрты, чтобы передохнуть за чашечкой кофе или стаканом орчаты. Разговор шел об американцах в Испании. Мой спутник вспомнил, что, когда в начале 50-х годов в Валенсии появились первые моряки 6-го флота США, корабли которых пришвартовались в порту, их встречали дружелюбно.

— Не забывайте, — объяснял Рамон, — что для нас американцы были представителями страны, которая участвовала в разгроме Гитлера и Муссолини — покровителей и друзей Франко. Вокруг них был орео<л освободителей. Правда, пришли они к нам не для того, чтобы освобождать Испанию от фашистского режима, а потому, что заключили с ним военный союз. Но многие надеялись, что это заставит каудильо ослабить петлю-удавку. Однако время шло, и мы убедились: американцев — при всех их разговорах о демократии — вполне устраивало жестокое правление Франко, и они сделали все, чтобы его сохранить. Для них было важно иметь свои военные базы на нашей территории, хотя нам они совсем ни к чему, ибо ставят Испанию под угрозу ради чужих интересов. Есть и другие факторы, в силу которых испанцы разочаровались в янки. Многие стали относиться к ним холодно из-за их буйств, развязности, драк. Но основная причина, пусть некоторыми и не осознаваемая четко, гораздо глубже: неприятие самой сущности американской политики.

...В старой части Валенсии широко и просторно раскинулся муниципальный парк «Лос Виверос». В стороне от центральной аллеи, словно стрела устремляющейся к морю, есть большая поляна, которую валенсийцы называют «наш Гайд-парк». Это место проведения митингов и профсоюзных ассамблей, студенческих сходок и встреч по профессиям. Причем эти встречи, обычно тесно связанные с политикой, сопровождаются выступлениями' многочисленных молодежных ансамблей, которых в Валенсии, как и по всей Испании, в последние годы появилось несчетное множество.

Прогуливаясь по парку, я набрел на эту поляну. Был будний день. На небольшой эстраде шла репетиция. Ансамбль носил красноречивое название, не нуждающееся в комментариях: «Лос Рохос» — «Красные».

— В нашей группе, — рассказывает гитарист оркестра Артуро

Ройг, — почти все студенты или бывшие студенты, только что начавшие работать. Я имею в виду тех, кто нашел работу. Я, например, пока еще не устроился, хотя уже два года как окончил филологический факультет Валенсийского университета. И это при том, что и учителей и школ не хватает. Так что пока вынужден заниматься только музыкой, но нужно .ведь думать и о том, как жить дальше...

— Наша музыка, — подает реплику ударник группы Бельтран, — хоть денег нам не дает, но и не дает соскучиться...

В ответ дружный взрыв хохота.

Выясняется, что эта реплика вызывает у всех воспоминания о множестве передряг, в которые попадали в последние годы участники ансамбля. Все они — коммунисты и социалисты. Их излюбленный жанр — песня протеста. И выступают они на всех митингах и демонстрациях, которые организуют левые партии. Порой не обходится без синяков и ссадин — следов от полицейских дубинок и палок, которыми вооружены ультраправые террористы.

— Правда, в последнее время такие схватки происходят реже, — поясняет Артуро. — Но недавно риск попасть в заваруху со всеми последствиями был почти постоянным...

Перерыв закончен. Музыканты рассаживаются по местам. И после ультрамодного вступления вдруг слышится чистая и звучная мелодия, лишь чуть-чуть модернизированная, — мелодия старинного гимна провинции Валенсия. В нем поется о красавце городе, лежащем на груди теплого моря и окруженном апельсинами уэрты, о жителях этого края, веками сражавшихся за свободу и справедливость. И тут же слова о валенсийской орчате, которой больше нигде на свете нет.

А я думал: стоит рассказать и об орчате, и о паэлье не экзотики ради, а потому, что они составляют неотъемлемую часть исторических традиций Валенсии, ее самобытности, которые здесь бережно хранят.

Не только Валенсию, почти все города Испании порой трудно узнать тем, кто, как Сигфридо Бласко, после долгих лет отсутствия вернулся на родину. Она действительно во многом «усреднилась» согласно принятым ныне в западном мире стандартам. Однако борьба испанцев за сохранение лучших своих традиций — в частности, борьба провинций вроде Валенсии за свою самобытность, которой они гордятся, — стала очень важным противоядием против «американизации» Испании. Ее народ упорно сопротивляется размыванию своего, исконного. Тому примером — Валенсия и ее уэрта, утопающая в апельсиновых садах.

Валенсия — Москва

ВЛАДИМИР МОЛОЖАВЕНКО Фото В. ОРЛОВА

Шосле того, что пришлось пережить в эту ночь Рустаму Исламову, все другое покажется, наверное, пустяком. Шутка ли — ничего не подозревая, оказаться в двух сантиметрах от смерти. Ведь редко кому удавалось выжить после укуса гюрзы; даже сыворотка, которую всегда наготове держит Федор Иванович Николаев, директор заповедника, может быть бесполезной...

Рустам Исламов — кинооператор «Узбектелефильма», и на острове Арал-Пайгамбар он, как и я, тоже впервые, с той лишь разницей, что я приехал сегодня утром, а он живет уже третью неделю. Киноэкспедиция снимала фильм о фауне и флоре заповедника. Накануне оператор вернулся на базу уже затемно, поднялся на крылечко и только хотел переступить порог, как услышал под ногами злое шипение.

— Федор Иванович!..

Засыпавший уже Николаев сразу

вскочил с кровати и, схватив деревянную рогульку, выбежал в коридорчик.

В комнату Рустама он, однако, не вошел, а, перегнувшись через порог, пошарил рукой за дверным косяком, щелкнул выключателем. На полу, свернувшись шлангом, лежала огромная змея. Она явно была недовольна тем, что ее побеспокоили, и сердито шипела. Николаеву понадобилась, наверное, какая-то доля секунды, чтобы прижать ее голову рогулькой и ухватить за шею возле самых челюстей с большими саблевидными зубами.

— Вот плакался — гюрзу тебе подавай, а она сама на «кинопробу» приползла, — усмехнулся директор. — В рубашке ты, Рустам, родился. У них в эту пору укус — не приведи господи... — И аккуратно уложил гюрзу в мешок.

Наутро Рустам, рассказывая мне об этом происшествии, добродушно подтрунивал над собственными страхами: «Будет что вспомнить...» И «пленниц» своих показал. Они смотрели на нас широко расставленными, вроде бы удивленными глазами. У одной желтый узор оплетал блестящее, словно обтянутое капроновым чулком, тело; другая была поменьше, потемнее, но такой же пугающе красивой. Самец и самка... Самца поймали сутки назад, готовили к съемкам, а самка приползла ночью сама, перепугав Рустама.

— Вот сделаем еще один дубль

34