Вокруг света 1980-01, страница 52— Ходил. — С тетей Полей? По тропиночке? — Ага. — Цыплята желтоносые! Ни на шаг от курицы. Самое интересное там и начинается, куда вас не пускают. — Тетя Поля говорит: придет время, и мы все узнаем. — А сейчас тебе неинтересно узнать? — Интересно. — Тогда пошли. Они перепрыгнули через ручей и побежали по полю к лесу. Трава мягко стегала по щиколоткам. Жуки и бабочки торопливо разлетались из-под ног. Полуденное солнце жгло голову, и Малыш на бегу поплотнее натянул панаму. Возле леса Антошка остановился. — Ты дождя боишься? — Дождя? — удивился Малыш. Так же солнце. — Ты на небо не смотри. Когда мы войдем в лес, все равно польется дождь. Я знаю. — Встанем под дерево. — Ага, они только того и хотят, чтобы мы никуда не ходили. А надо под дождем идти не останавливаясь. Если хочешь что-то узнать, Надо ничего не бояться. Там за лесом еще будет пустыня и ветер знаешь какой? Но если не бояться, можно быстро доити до горизонта. — До горизонта разве можно дойти? Тетя Поля говорила... — Опять тетя Поля! Может, где и нельзя, а за лесом можно. Ты меня слушай. Замирая сердцем, Малыш следом за Антошкой вошел в лес. Здесь трава была по пояс, и в этой траве что-то шуршало, шевелилось, бегало. — Звери... там, — зашептал Малыш. — Наслушался сказок, — насмешливо фыркнул Антошка. — Самые большие звери в этом лесу — кролики. — Зайчики? — Кролики. Слушай, что говорят. Только что светлый, залитый солнцем лес вдруг потемнел, короткой судорогой пробежал по верхушкам берез порыв ветра, и ослепительно белые стволы их словно погасли. — Идем, идем, я же говорил — дождь будет. И едва Антошка это сказал, как зашуршало в листве и первые большие капли упали на панаму. Теперь Малыш боялся Антошки. Рыжий и конопатый, знающйй все: наперед, он казался ему маленьким колдуном из сказки. Еще вчера Малыш был уверен, что не боится ничего на свете. Сколько они играли в смелых индейцев и космонавтов, сколько фильмов смотрели о бесстрашных исследователях чужих миров! Бывало, что и сами участвовали в фильмах, ползали по затаившимся джунглям. И никогда, ни единого разу Малыш не пугался. А тут было ему не по себе. Потому что одно дело, когда ты влезаешь в фильм, и совсем другое, когда все не понарошку. Они пересекли тропу, по которой не раз ходили с тетей Полей, черную тропу, скользкую от дождя, незнакомую, и скоро оказались на опушке. Это удивило Малыша: ведь от их детсадовских домиков лес казался таким огромным! Дождь кончился, и туча, только что закрывавшая солнце, куда-то исчезла с голубого неба. Впереди полого уходила вверх песчаная пустыня, поросшая редкой клочковатой травой. — Ага, что я говорил?! — торжественно сказал Антошка. — Сейчас и ветер подует. И в самом деле, они не сделали по песку десяти шагов, как навстречу ударил порыв ветра, засвистел в стеблях сухой травы. — Давай руку! — крикнул Антошка. — А то еще унесет. Ты, главное, шагай и ничего не бойся. Там говорящие камни будут, так ты и их не бойся... — Говорящие камни? — изумился Малыш, судорожно сжимая руку своего проводника. — Таких не бывает. — Я тебе такое покажу, что слово «не бывает» совсем забудешь. Камни чего? Дураки они, спрашивают одно и то же: сколько будет дважды два? Только ты не вздумай сказать — четыре, враз поймут, что из младших, не пропустят. Отвечай, как взрослый. — А по-взрослому дважды два сколько будет? — Они же этим вопросом мальцов ловят. Отвечай что-нибудь позако-выристей. Я, когда первый раз щел, сказал им формулу подсчета энергоматерии в метагалактике. — Ты знаешь? — изумился Малыш. — Сказал первое, что придумалось. Мозги-то у камней каменные. Пока соображали, я и прошел. Все в этой дороге казалось бесконечно далеким, а на самом деле было очень близким. Они и прошли-то всего ничего, а уж увидели впереди гряду острых камней. Между ними был узкий проход. Когда подошли к нему, из-под камней послышалось кряхтение, и медлительный сонный голос: — А сколько будет дважды два? Малыш замер на месте. Он морщил лоб. Все формулы, как назло, вылетели из головы, и вспоминалась только глупая детская скороговорка. — Давай же! — торопил Антошка. — Две да две, да две на две, сколько будет в голове? — выпалил Малыш. Камни кряхтели и не шевелились. Ребятишки нырнули в узкий проход и кинулись наперегонки по плотному песку. Малышу показалось, что у него закружилась голова: горизонт странно приблизился, и все в глазах вдруг заструилось, заколебалось. — Теперь пошли потихоньку, а то налетим на небо, носы расквасим,— сказал Антошка. — На что? — Малыша поташнивало от круговерти в глазах, но он сразу забыл об этом, услышав такое. — На стену, которая небом называется. Малышу захотелось смеяться: небо — это же пустота! Но не смеялось: все ведь получалось по-Антош-киному. — Я боюсь, — сказал он и зажмурился. .. — Разнюнился! — презрительно протянул Антошка. — Лучше бы я пошел с Кешкой Беззубым. Уж он-то ничего не боится. Кешка, тоже воспитанник тети Поли, выдернул свой качающийся зуб на спор. Очень ему захотелось иметь розовый кристаллик, который Малышу подарила мама. Мама сказала, что он привезен с удивительной планеты кристаллов, на которую она летала в командировку, и Малыш дорожил подарком больше всего на свете. Но Кешка пристал, и Малыш согласился, совершенно уверенный, что выспорит. Проспорил. И со зла наградил Кешку кличкой — Беззубый. — А я уже не боюсь, — сказал Малыш, не открывая глаз. — Что я, неба не видел? Ему вдруг подумалось, что хорошо бы залезть на небо, раз оно такое твердое, и крикнуть сверху тете Поле, всем мальчишкам и девчонкам. Вот бы удивились! А Кешка пускай бы себе все зубы повыдергивал от зависти... — Я ничего не боюсь! — твердо сказал Малыш и открыл глаза. Перед ним по-прежнему все плыло и качалось, откуда-то возникали белые облака и неожиданно исчезали в пульсирующем сине-бело-розовом пространстве. То совсем близко появлялся лес, то поле и знакомая речка, а то их детский сад с бегающей по двору ребятней. Появлялись и терялись, как в калейдоскопной игре цветбв и форм. — Уже пришли, — сказал Антошка. — Тут где-то дверь. — Дверь в небе? И мы увидим, что за небом? — Все увидим. Вот гляди — ступени. Ступени были точно такие же, как в детском саду, — из желтого шершавого пластика, — только совсем новые, неисхоженные. Их было восемь. Над ступенями в зыбком мареве виднелось что-то похожее на дверь трудноразличимой формы — то ли квадратная, то ли овальная. Дверь открылась сама собой, едва они ступили на верхнюю площадку. 50 |