Вокруг света 1981-06, страница 11

Вокруг света 1981-06, страница 11

— Музыка — ночь — слава богам — факельное шествие — торжество!

Каменные стены гудят, словно здесь и впрямь собрались сотни возбужденных римлян...

Странно: новой информации из его россказней мы не почерпнули, но, как никогда, во время этой экскурсии ощутили: римляне были, жили, вопили: «Добей его!» — и их каменные театры были не менее многолюдны и бурливы, чем современные стадионы.

Амфитеатр полон призраков.

Старичок теряет дыхание, обессилен-но садится на камни. Вытирает платком лоб.

— Римляне... Алжир... История...

Экскурсия закончена. Он спускается

с небес искусства и патетики к земным делам: раскладывает на камнях открытки с видами театра...

Прощаемся, выходим из театра, садимся в автобус.

Мальчишки у края дороги размахивают цветами: «Купите, мсье!» Автобус обгоняет трактор, потом двух навьюченных осликов. На небе ни облачка. Кактусы растопырили уши — жарко.

ЕСТЬ ДОМНА!

— О-ля-ля! Если бы я все знал, то давно правил бы не «своими двумя», а «мерседесом»,— быстро и весело говорит старик бельгиец, худой, высокий, высушенный солнцем десятка стран. — Вы думаете, меня трогают эти бункера, эстакады, домны? Ошибаетесь! Я здесь делаю деньги. Чуть-чуть монет на старости лет — это ведь неплохо, не правда ли? Меня вокруг пальца не проведешь, при мне рыбу не утопишь и слона в космос не запустишь — я старый кавалерист! А еще было дело — чуть не умер от жажды в пустыне...

В домик советских строителей заглядывает бельгийский инженер и говорит с упреком: «Жак!» Старик (он у бельгийцев что-то вроде курьера) убегает, а я долго еще перевожу его слова.

Наши строители сидят у стола, заваленного чертежами. Кондиционер гонит ледяной воздух: когда входишь с тридцатиградусной жары, кажется, что провалился в погреб.

— Наговорил, наговорил — и про кавалерию, и про пустыню... А чертежи балок от бельгийцев принес? — ворчат строители.

Несколько дней назад поздно вечером на аглофабрике рухнул бункер, построенный бельгийцами,— тонны металлоконструкций. А значит, пуск ДП-2, доменной печи номер два, которую строим мы, откладывается до восстановления бункера.

Бельгийцы брались отремонтировать бункер за два-три месяца.

Посоветовавшись с рабочими, наше руководство предложило свои услуги — рассчитываем восстановить за две недели. Бельгийцы пожали плечами: пробуйте.

Всякий раз, когда я возвращаюсь в общежитие или встречаю знакомых в столовой, в поселке, меня забрасывают вопросами: что с бункером? Скоро ли? Получится ли? Казалось бы, какое им дело—и переводчикам, и рабочим, которые трудятся у конвертеров, в проволочном цехе,— до того, что творится на домне? И все-таки их трогают «бункера, эстакады, домны». Они беспокоятся.

Обучение — спутник строительства. Алжирцы учатся на рабочих местах, в центре профобучения. Перед первым занятием с десятком рабочих ОТК проволочного цеха я здорово робел, хотя вести урок должен был многоопытный инженер из Новокузнецка Николай Григорьевич Щеглаков, обучивший многих алжирских рабочих.

Час моего дебюта прошел скованно, напряженно.

А на перемене подходит улыбчивый парень из моей группы — Мессик, расспрашивает о Советском Союзе, о семье. И под конец говорит:

— Эти занятия с нами — очень хорошо. А то работаем как слепые: нажали кнопку, установили вал, привесили бирку — а зачем, почему? Слепой хорошо работать не будет!

Его простые слова успокоили меня. Значит, десять учеников понимают важность учебы! Напряженность пропала.

Учеба шла трудно. У алжирских рабочих была тяга к знаниям, но объяснять все приходилось с азов.

Выяснилось, что мои ученики считают землю плоской. Попробовал втолковать, но они только посмеялись: «А как же те, которые снизу, не падают?» — и даже, кажется, с тех пор стали меньше меня уважать. После этого я не удивился, когда обнаружил, что они не знают ни про атомы, ни про молекулы — в Коране, главной книге жизни мусульман, ничего этого нет.

Один из учеников, Бугаба Хамади, тяжело вздохнул:

— А откуда нам знать про эти... как их... молекулы? Мы в лучшем случае четыре года в школе учились — надо работать, поддерживать семью. Вот подрастет новое поколение — у всех будет как минимум среднее образование.

В перерывах расспрашивают обо всем на свете — от тех же молекул до жизни в нашей стране.

Два вопроса вызывали резкое расхождение в наших беседах. Первый — отношение к женщине.

— Почему вы, Бугаба, не были вчера на занятиях? — спрашиваю.

И степенный, всегда хорошо одетый и гладко выбритый Бугаба отвечает:

— Сынишку водил к врачу.

— А ваша жена была занята, не могла?..

Все содрогаются от моих слов, а Бугаба с тихим ужасом говорит:

— Чтобы она без меня вышла на улицу?!

Второй вопрос, по которому нет согласия в спорах,— религия.

Алжирцы очень удивлялись, когда узнавали, что в СССР — свобода вероисповедания, что мусульмане в нашей стране ходят в мечети...

Однажды я рассказал о наших кавказских долгожителях. Оказалось, что в Алжире немало столетних стариков — и тоже горцев.

— Моей бабушке восемьдесят лет,— заявил Джебелькир,— но, похоже, ра-маданы ее подкосят. Не может она теперь целыми днями ни есть, ни пить — тает на глазах.

— Моему отцу под девяносто,— похвастался Мессик,— а мне всего лишь 28, и я не последний сын! Вот какие у нас крепкие мужчины!

...Опоры для бункера упрямо и быстро вытягивались вверх. И наступил день, когда была смонтирована вся конструкция.

Через две недели, как и обещали...

А в разгар Московской олимпиады, за которой мы все с нетерпением следили по телевидению, состоялся запуск доменной печи номер два.

В торжественной обстановке алжирский министр металлургии повернул рукоятку — этого легкого движения достаточно, чтобы разжечь домну. На следующий день толпы советских и алжирских рабочих, все руководство комплекса собрались на литейном дворе, где должен был произойти первый выпуск чугуна. Самые любопытные взобрались на парапет, на лесенки.

Горновые вскрывают чугунную лётку. Из нее вырывается золотистый факел — печь продувается. Струя газа, несущая раскаленные куски кокса, бьет на десятки метров. С парапета горохом сыплются испуганные зрители, неосторожно пристроившиеся прямо против лётки. Через секунду испуг проходит. Все любуются мощной гудящей струей газа — в первую плавку печь дает хамую малость чугуна, в основном выходят паз и шлак.

Серебристая "электропушка* -действительно напоминает крупнокалиберное орудие — медленно, торжественно разворачивается и с хлопком закупоривает лётку. Есть домна!

Все советские специалисты в эти мгновения испытывали особую радость. Мы помогаем Алжиру строить экономику, и наша помощь воплотилась в совершенно реальную вещь — доменную печь. Чувство выполненного долга — прекрасное чувство!

Мимо проходит алжирский обер-мастер. Усики на его лице подрагивают, в глазах блестят слезы. Опытный доменщик задувал во Франции не одну печь. Но то во Франции. Совсем другое дело у себя на родине. ДП-1, построенная французами,— маломощная. Судьбу алжирской металлургии определяет именно ДП-2. Вот почему так взволнован обер-мастер.

Аннаб а — Алжир — Москва

9