Вокруг света 1981-06, страница 10

Лавка ковроткачей.

В узких улочках традиционных осликов как средство передвижения давно уже сменили велосипеды.

а львы не кушали две недели!.. Теперь спускаемся. Не ко львам — на арену.

Мы направляемся вниз, а он остается наверху и брезгливо наблюдает за нами. Акустика в театре невероятная — шепот с одного конца слышен в другом. Поэтому старик говорит, не повышая голоса:

— Вы сбежали вниз, как стадо баранов! Благородные римляне так не суетились.

Он берет в правую руку полу пиджачишка и, придерживая ее, как край тоги, с высокомерным выражением лица медленно шествует по ступеням, роняя реплику в сторону:

Они все были в тогах — белых! Тоги — это как простыни, если вы не знаете. — И напускает на лицо брезгливо-римское выражение.

На арене он тычет пальцем в серо-белую статую справа от сцены — вдохновенно:

- Эскулап. Бог врачеванья. Знаете: «Я клянусь лечить...» — старик громогласно, с яростным воодушевлением выпаливает клятву Гиппократа.

Еще несколько секунд, и старик снова меняет маску: теперь он говорит скучным будничным тоном,словно в очереди парикмахерской.

— Слева от сцены - Афина. Зевс открывает голову, как сейф, и — оп! Афина. Богиня. Все просто. На то и боги... Дух великого Цезаря витает в этих стенах!..

- А Карфагена? — каверзно спрашиваю я.

— И великого Карфагена тоже витает,- ни секунды не медля отвечает экскурсовод. — Кто знает, может быть, вы видите перед собой потомка Цезаря...

Мы ошеломленно молчим. Небрежно бросив эту «информацию к размышлению», старичок продолжает экскурсию.

Он открывает дверь справа от сцены в двух комнатах собраны безголовые, безрукие, безногие боги и герои. Старик живописует каждую статую, загораясь до такой степени, что дергает нас за рукава, призывая внимать и восхищаться.

— Гермес крылышки на щиколотках — сверхзвуковая скорость быстрее «боинга»!

Он изображает в лицах бой Геркулеса и гидры. Галерею портретов завершает изображение Артемиды. Ее изваяние без головы, поэтому он забегает за статую, пристроившись так, что его собственная голова точно вырастает из плеч богини, и, потупив глаза, изображает девственность на своем сухоньком плутоватом лице.

В нише соседней комнаты мозаика из металлических пластинок - Зевс.

— Золото! Чистое золото! Как цепочка у вас, мадам!

В помещении слева небольшое собрание старинных монет.

— Римские динары! Много-много, восторженно комментирует старик.

Весело злясь на его напористое пустозвонство, я придерживаю экскурсовода и спрашиваю с иронией:

- Как же могло здесь сохраниться столько золота? Неужели никто не пытался растащить? Ведь и берберы тут были, и вандалы, и испанцы, и турки...

- При чем здесь золото, молодой человек? — Старик отвечает неожиданно спокойно, без позерства, устало. — Повторяю вам: вы в центре Истории. Вслушивайтесь в нее! Монеты - история театра. Театр история Гельмы. Гельма — история Алжира. Мы - весь народ — сейчас сами творим собственную историю. Вы, русские,— вы ведь из Советского Союза, не так ли? бескорыстно помогаете нам творить ее. Спасибо. Я - - маленький человек — помогаю вам понять прошлое Алжира, а с настоящим вы свяжете его сами. Вчера, Сегодня, Завтра — цепочка не рвется. Она не из золота — из людей...

Плеснув холодной воды на мою иронию, старичок философ возвращается к группе, делает нам жест: «Подождите»,— семенит за угол стены и возвращается с... двумя зажженными факелами.

- Любимое развлечение: толпы народа — факелы — музыка — ночь! — захлебывается старичок. Взобравшись на самый верх амфитеатра, он потрясает горящими факелами, торжественно шествует по полукругу скамей. И вдруг срывается в пляс, смешно взбрыкивая ногами.