Вокруг света 1982-01, страница 33
известного декабриста Вильгельма Кюхельбекера,— тоже кругосветный мореплаватель — после разгрома восстания был на поселении в Баргузине. Он также занимался гидрографическими исследованиями... В начале XIX века губернатор Иркутска, бывший воспитанник Морского корпуса А. М. Корнилов предложил построить на Байкале маяки и упорядочить движение по озеру. Для этого он считал необходимым заменить плоскодонные галиоты килевыми судами по образцу балтийских. Такое судно было построено, и под командой лейтенанта флота Дениса Бабаева «без всякого затруднения с лавировкой при любых ветрах» за пять часов пересекало Байкал в самом узком месте — от реки Багульдейки до Селенги. «В этом случае,— мечтал губернатор,— кругомор-ская дорога через хребет Хамар-Да-бан... не будет нужна». Тот же Корнилов создал новый вариант морской мер-каторской карты Байкала взамен той, которая осталась в наследство от Пушкарева и, конечно, к тому времени устарела ПЕРЕСЕКАЯ БАЙКАЛ Гранитный берег навис над нами, поросший кое-где по расщелинам хилыми березками. Иногда попадались витиевато выложенные каменные трубы водостоков и старые рельсы на редких осыпях — следы Кругоморской железной дороги начала века. — Вот и приехали.— Смургис садится за весла, а я готовлю фотоаппараты.— Идем к Шаману.— Евгений наваливается на весла. Мы всего в километре от истока, поражающего своей мощью: каждую секунду на наших глазах Байкал покидает почти 2 тысячи кубометров воды. На пути этого грандиозного вала некогда был мощный порог, от которого теперь осталось два обломка. Это и есть Шаманский камень. На него, по преданию, буряты в старину высаживали преступников, чтобы помочь им раскаяться... — Ничего особенного.— Евгений перегребает течение с завидной легкостью, и я делаю несколько снимков. Камень, как водится, «украшен» надписями-автографами и изящно повязан «галстуком» — обрывком пенькового троса, который используют для швартовки местные рыбаки. Все же был он похож на бычка, сорвавшегося с привязи и укрывшегося на быстрой протоке от хозяина, тщетно ждущего его на берегу... — Пошли к берегу,— говорю я и вижу, как надвигается мыс у истока Ангары. На нем — ухоженный участок шоссе, туристские автобусы и фонари на высоких столбах. Потом я нервно бегаю по пятачку пляжа, делаю снимки с видом на «море», и на порт Байкал, и на красный буй, который стоит чуть выше Шамана в самом центре истока: отсюда виден наклон буя и словно чувствуется неимоверное натяжение буйре па, удерживающего его на воде. Пока Евгений осушает лодку, я поднимаюсь по деревянной лестнице, ведущей к метеостанции «Листвянка» Через полчаса с листком прогноза останавливаюсь на верхней площадке. «Хорошее место для обзора»,— подумалось мне, и, оглянувшись, увидел за зданием метеостанции площадку, где стояло несколько машин и автобусов. Из «Волги» кто-то выскочил и по неухоженному склону спустился вниз к самой воде. Чувствовалось, что человек, да это девушка, здесь впервые. Она приблизилась к воде в том месте, где как бы стоячая, похожая на зеркало, гладь байкальской воды сменялась быстро текущим потоком. Она наклонилась, набрала воды в какую-то флягу и, приложившись к ней, сделала несколько глотков. Потом, подняв флягу, показала ее своим спутникам там, наверху. Чуть левее среди нагромождения камней стояла «Мах-4»; Евгений возился в лодке, что-то перекладывая, а я вдруг вия были сделаны в полной тишине, как в те далекие времена, когда в безвестное плавание отправлялся подштурман Алексей Пушкарев... — Вот.— Я протянул листок Смурги-су. — - Прочти.— Евгений прилаживается к первому на Байкале гребку, а я думаю: что бы сейчас он ни услышал — мы пойдем. — Прогноз погоды от Байкал-метео, средняя и южная часть. С 15 до 20 часов 4 августа. Ветер северо-восточный, 6—9 метров в секунду, в Голоустном до 10—11. Высота волны до одного метра; на востоке до полутора метров, зыбь. — Неплохо, но тент придется соорудить.— Евгений поднял голову.— Дождь будет.--И сделал тот самый байкальский гребок, который я подстерегал с фотокамерой в руках... В мою первую вахту на озере лодку накрыл дождь. Туча спустилась с гор, и я едва успел накинуть капюшон рыбацкой штормовки, как послышался ощутил в ушах какой-то непонятный звон или стон и никак не мог понять происхождение странных звуков, заполнивших, кажется, все видимое пространство. Потом взгляд скользнул вправо к входному бую и Шаману — и все сразу стало ясно. Да это же моторки! Внизу завывание моторов было приглушено плеском волн, наконец, разговорами и хлопотами с лодкой. Здесь же этот стон словно повис в воздухе. Вид Ангары и величественной глади озера с пышными украшениями из гор, облаков и прорвавшегося где-то над Култу-ком луча солнца, бросившего яркий блик на поверхность воды, не вязался с этими звуками. И мне показалось чрезвычайно важным, чтобы первые гребки нашего байкальского путешест Байкал позади. Коряги по берегам одной из проток Селенги — следы недавнего половодья. удар грома, а следом неутихающий шум водяного потока. Только шлепки весел да скрип сиденья говорили о движении вперед Потом темень от туч, сбегающих с гор, слилась с чернотой ночи. Смургис, сменив меня в один из немногих просветов в потоке дождя, греб бесконечно долго, и где-то в третьем часу ночи наконец загремела якорь-цепь, и мы, похоже, приткнулись к галечной косе... На следующий день в поселке Голо-устное делаем остановку, чтобы узнать прогноз. Не повезло: связи не было, и прогноза мы не получили. А Голоуст- 31 |
