Вокруг света 1982-10, страница 59

Шарьера в плагиате) вызвал еще больший интерес—сначала к роману, а потом и к самой стране.

Я прилетел в столицу Французской Гвианы ночью. Небольшой, тускло освещенный аэропорт. Потолки сплошь покрыты ночными бабочками и толстыми мохнатыми пауками.

На стоянке такси очередь. Желающих уехать много, машин не хватает. И люди стали объединяться по двое, по трое. Моим попутчиком оказался добродушный, благожелательный человек.

— Откуда вы? — спросил он, когда мы сели в машину.

— Угадайте,— предложил я, по опыту зная: если сразу заявить, что я советский журналист, может возникнуть натянутость.

— Немец,— без большой уверенности сказал попутчик.

— Найн.

— Ну уж не англичанин,— сказал он, принимая игру.

— Ноу,— покачал я головой.

— Неужто француз? Но тогда зачем вы сюда приехали?

— Да советский я, советский.

— Настоящий красный? Русский? — развеселился он.

— Вот именно,— сказал я и объяснил, зачем сюда приехал.

— Ради бога,— взмолился попутчик,— не исчезайте завтра! Мы сфотографируемся с вами. А то ведь родственники не поверят, что Марсель Де-жан ехал в одной машине с настоящим русским и остался жив. Вас не смущает моя просьба?

— Нет,— сказал я.

В поездках по Латинской Америке я встречался, разговаривал с сотнями самых разных людей: торговцами, представителями фирм, коллегами-журналистами. Нет нужды говорить о том, насколько разными были их взгляды, воспитание, образ жизни, о том, что конкретно знали они о нашей стране, что представлялось им при словах «Россия», «Советский Союз»... И тем не менее мне везло: люди, к которым я обращался с просьбами, практически никогда не отказывали мне в помощи или совете. Встреча с Марселем — коммивояжером, работающим в американской резинотехнической компании «Гудьир»,— только подтверждала это правило.

Утром я сфотографировался с Марселем. А он, довольный полученной фотографией, обещал в тот же день познакомить меня с самым большим знатоком Французской Гвианы — Даниэлем Массом. И без проволочек выполнил свое обещание — сразу после завтрака.

Даниэль Масс—шестидесятилетний директор единственного в Кайенне музея — был рад встрече. Не так уж часто в эти места приезжали журналисты. Он с гордостью показал мне свой труд — «Прогулки по Французской Гвиане» — и тут же подарил эту книжку на память, восторженно подписав ее. Теперь мож

но было начинать беседу. Я рассказал Массу то немногое, что удалось узнать о его стране, упомянул и роман Анри Шарьера, заметив, что как ни парадоксально, но этот роман прославил Французскую Гвиану. Директор возмущенно замахал руками.

— Нет, нет, такая, с позволения сказать, «литература», кроме вреда, ничего принести не может. Вы знаете, в чем главная трудность развития этой страны?

— Нет,— сознался я.

— Сюда никто не хочет ехать. Все полагают, что обстановка здесь именно такова, как ее описывают авторы подобных произведений. Думают, мол, климат здесь губительный; мол, во Французской Гвиане живут только бывшие уголовники, бандиты; мол, кроме страданий и болезней, европейцам здесь ждать нечего... А ведь страна богатая. И климат не так плох. В соседних странах построены курорты. Там ежегодно отдыхают десятки тысяч ту

ристов. А у нас? Можно, конечно, сказать, что наше нынешнее положение — наследие темного прошлого. Но ведь так не может продолжаться вечно...

Дурная слава об этой стране пошла после поражения Великой французской революции в 1794 году. Сюда стали ссылать революционеров на каторгу И действительно, люди, привыкшие к умственному труду — писатели, ученые, журналисты, поэты,— не выдерживали испытаний, болезней, тяжелого физического труда и умирали от истощения, от чахотки, дизентерии, желтухи, лихорадки.

Регулярно ссылать каторжников в колонию начали с 1852 года. Таким образом власти избавлялись от особо опасных преступников и решали проблему рабочей силы в заморской территории. Последняя партия заключенных поступила сюда в 1939 году, а вернулись во Францию они только в 1945-м — после окончания второй мировой войны. И вернулись почти все.

57

S