Вокруг света 1984-02, страница 27

Каждый шаг по улице Страдуне — это история.

Таков он, Дубровник, в далеком прошлом смело вступавший в спор с «королевой Адриатики» Венецией и жестоким Стамбулом.

Я невольно вздрогнул, встретившись с суровым взглядом застывшего в глубокой нише старца с посохом. «С какими помыслами входишь в город?» — словно спрашивает он. Еще шаг — и, кажется, из-за щербатого угла выскочат замешкавшиеся стражники и, грозно скрестив алебарды, простуженно окликнут: «Пропуск!» Выхожу на белую мра морную улицу, продуваемую солоноватыми морскими ветрами, истертую тысячами подошв.

Идешь по Дубровнику, и такое ощущение, словно находишься на огромной сцене, где вот-вот должно начаться какое-то представление. Так и приходит на память высказывание неутомимого путешественника, мастера парусных дел Яна Стрейса: «...на всем земном шаре нет другого города... где проявило себя столько знаменитых зодчих, живописцев и ваятелей, поэтому здесь так много великолепных дворцов, церквей, произведений искусства, картин и тому подобное, вызывающее изумление».

Словно белые паруса, вокруг дома. А вдобавок ко всему шум ударяющейся о скалы волны, морской ветер постоянно напоминают об Адриатике. Мускулистое море ворочается совсем рядом. И когда из ослепительного дня попадаешь в полумрак морского аквариума, это не кажется чем-то невероятным. Под каменными сводами — зеленоватые полутона, словно опускаешься на морское дно. Потрескивает неоновая лампа, слышен звук воздухонасоса. За огромными толстыми стеклами вольно чувствуют себя морские обитатели: зубастые мурены, медлительные десятикилограммовые морские окуни. Злобно поглядывает оплывший парафиновый осьминог, над разбитой узкогорлой амфорой мельтешат пурпурные асцидии, розовые морские перья. Оглядываюсь. Посетители переговариваются шепотом. Подхожу к огромному аквариуму, и в глаза брызжет разноцветная радуга.

— Что это? — в изумлении спросил я стоявшего рядом парня.

— О, русский! — обрадованно произнес он.— А я был у академика Ковалевского!

Он так и сказал: «У академика Ковалевского». Познакомились. Оказалось, Мирко Миланович — служитель музея-аквариума. И, отвечая на мой вопрос, пояснил:

— Это коралловый риф, он из Красного моря.

Мирко водил меня по музею и рассказывал о том, как в Дубровник заходило научно-исследовательское судно «Академик Ковалевский» Севастополь-

Города в мире разные, а пестрота рынков везде одинакова.

ского института биологии южных морей и экипаж приглашал в гости югославских коллег.

Кончался рабочий день, и Мирко, закончив свои дела, вызвался проводить меня. Вечерний Дубровник... Пылающие неоном вывески. Музыка в кафе. На улицах шумная молодежь.

Вот прошла мимо стройная девушка в полотняном, расшитом цветными узо рами платье. Талия перехвачена узеньким полосатым пояском. Заметив мой взгляд, Мирко улыбнулся:

— Она местная, черногорка. Оденься она, как все, в джинсы с броской эмблемой, пожалуй, и не выделялась бы так среди остальных, а тут .

Я обратил внимание, что на девушку действительно заглядывалось немало прохожих.

ты должен быть именно из Черногории. Я был там, видел ваш народ. Ты был в Црна Гора?!

Черногория...

Историческая судьба маленького народа, уходившего в горы, чтобы сохранить свою свободу, с давних пор связана с Россией.

Черногорский владыка Данила побывал в загадочной для него Руси у Петра I. Очаровал его любознательный царь стремительностью вникать во все самому, «чтобы дела не проронить». Долгим и оживленным был разговор Данилы с царем, у которого он нашел моральную, материальную и военную поддержку.

Шли годы, и в свой предсмертный

Мирко предложил зайти в кафе. Мы сели за столик, и к нам тут же подошла официантка. Случайно я обратил внимание на барельеф.

— Что это?

Мирко тут же пояснил:

— Сидящая на троне молодая женщина олицетворяет наш город. Видите — ее трон в опасности. С одной стороны крылатый лев — герб Венеции, а с другой — дракон — герб Турции. И лев и дракон готовы к нападению

Да, кто только не стремился завладеть городом: воинственные римляне, иллирийцы, норманны, арабы-сарацины. И только благодаря военному искусству, умелой дипломатии Дубровник оставал ся относительно независимым.

Нам принесли две чашечки ароматного черного кофе и ломтики маслянистого сыра.

— Сыр на оливковом масле,— сказал Мирко.— Его привозят с моей роди ны — Черногории.— И, заметив мою улыбку, спросил:

Я что-то не так сказал?

— Нет-нет, просто я подумал, что

Жемчужина Адриатики — Дубровник.

час владыка завещал черногорцам крепить дружбу с Россией и грозил страшной карой тем, кто нарушит эту за-поведь.И другой правитель Черногории, возведенный в сан архиерея, Петр Heroin, остался верен этому завету. В его доме за толстыми стеклами массивных шкафов я увидел золоченые корешки книг: «Житие Петра Великого», сочинения Ломоносова, Карамзина. Поэтому в произведениях Петра Негоша встречаются русские слова, которыми он стремился обогатить язык черногорцев.

Петр Негош умер в возрасте тридцати восьми лет. Последние его блова были такими: «Любите Черногорию и свободу...» Он завещал, чтобы его похоронили на вершине Ловчена, откуда видна вся Черногория. Но в год смерти Негоша р горах бушевали неистовые грозы, обильный снег завалил склоны, занес дороги. Черногорцы похоронили своего вождя в Цетинье Но, выполняя его волю, позднее перенесли останки на вершину Ловчена.

НА МЕРИДИАНАХ ДРУЖБЫ