Вокруг света 1984-02, страница 38

леги рассказывали: стоит потревожить колонию во время насиживания кладки — чайки нередко разбивают свои яйца. С точки зрения биологии смысл подобной реакции трудно объяснить. Но виноваты ли чайки, что в дом вторгается пришелец и ведет себя вне правил, принятых в их мире?

Непосвященному человеку, наблюдающему за жизнью колонии чайковых, поведение птиц может показаться хаотичным. Какофония криков, погони в воздухе, какие-то передразнивающие друг Друга позы, стычки, беспричинные групповые взлеты... Для меня же эти звуки — великолепная симфония.

На поверку всякая колония чайковых — хорошо организованное сообщество. И если в брачный сезон в ее жизнь не вмешиваются наземные хищники, потери в потомстве небольшие. Попытки проникновения крылатых агрессоров в большую колонию чаек редко бывают успешными — те получают дружный отпор.

...В закупоренной палатке по-азовски жарко и душно. Лицо норовят облепить назойливые мошки. Откинуть бы полог, устроить спасительный сквознячок. Но тогда птицы мигом обнаружат человека, забеспокоятся. Нарушится нормальный ход их жизни, а значит, моих наблюдений. Они тогда потеряют научную ценность. Ладно, потерпим до обеда.

Но вот и полдень. Заученным движением выдергиваю микрофонный штекер из гнезда магнитофона, захлопываю записную книжку, рассовываю по футлярам бинокль, магнитофон, фотоаппарат с «телевиком». И, согнувшись в три погибели, выползаю из палатки, вызывая панический взлет птиц. С этой минуты чувствуешь себя неуютно. Пригнувшись и не глядя птицам «в глаза», семенишь поскорее за пределы колонии, сопровождаемый эскортом тревожно причитающих чаек и воплями речной крачки, бесстрашно взмывающей прямо над головой. Того и гляди долбанет клювом-рапирой!

Золотое время для зоолога — полевой сезон. Если выдается удачным — весь год до следующего поля чувствуешь себя... богатеем. Еще бы! Набранный материал обеспечивает всю последующую научную работу.

В гидрологическом заказнике «Молочный лиман» Азовского моря нас интересовали прежде всего особенности поведения черноголовой чайки и пестро-носой крачки, их общественная жизнь. Она привлекает зоологов с самого возникновения этологии и экологии поведения как самостоятельных наук. Немец Ф. Гёте, голландец Н. Тинберген и наш соотечественник Г. Скребицкий еще в тридцатые годы основательно принялись за изучение образа жизни этих интереснейших птиц.

...Со всех сторон несутся крики, стоны — гвалт невообразимый. Казалось бы, ничего не разберешь. Но в каждом крике — свой смысл. Голоск чаек, повторюсь, разнообразны и непохожи. Однако есть сигнал, поразительно сход

ный у разных видов. Стоит хищнику приблизиться к колонии, как чайка, первая заметившая опасность, издает отрывистые, ритмичные звуки «ка-ка-ка». Шум в колонии тут же прекращается... Сигнал этот зоологи назвали криком предупреждения об опасности. Только он собирает чаек, настораживает их.

Казалось бы, голосовая реакция птицы исполнена похвального стремления — предупредить сородичей об опасности. Но не все так просто, все не так, как... у людей. А как? Почему? Здесь еще многим исследователям придется правильно заполнить ключевые клеточки поведенческого кроссворда из жизни птиц. Подумать есть над чем.

Дело в том, что с наибольшей эффективностью колония чаек держит оборону, по крайней мере, от воздушного агрессора, когда плотно сидит на гнездах. Птицы не нападают на объявившегося врага, поэтому сигнал тревоги у них вовсе не звук военной трубы, созывающей рать. Колония очень чувствительна к вмешательству в их общежитие. В такие минуты может резко увеличиться гибель птенцов от агрессивного поведения самих же чаек и крачек. Суматоха может нанести даже больший вред, чем иной хищник. И чтобы не довести птиц до подобной беды, природа снабдила чаек специальным... настраивающим криком. Что-то вроде призыва: «Прежде всего — спокойствие».

А каков его механизм?

В попытке заполнить и эту пустующую клеточку орнитологического кроссворда я многие годы снова и снова приезжаю на свидание с чайками...

Медленно бреду по мелководью лимана к острову птиц. Сегодня очень ветрено и вряд ли выйдет запись на магнитофон. Но я все-таки несу на себе все необходимое для работы. Совершаю ежедневный, ставший привычным переход «с водными процедурами» по колено.

До острова еще метров двести. Скопление птиц на его зеленом фоне видится большим белым пятном. От колонии навстречу летит морской голубок — очень красивая белоснежная чайка с розоватой грудкой. Разумеется, на лету птица издает тот самый крик предупреждения об опасности. Через минуту этот голос взбудоражит, поднимет всю колонию на крыло, а мое появление учинит невероятную суматоху. Наперед вижу, как птенцы крачек покидают родительские гнезда и удирают в заросли тростника, а те, что замешкались,— распластались, припали к земле, стараясь стать незаметными. Как птенцы морского голубка спешат к воде, где соберутся в табун-ки и под прикрытием горланящих взрослых уплывут подальше от ставшего вдруг опасным места. После того как снова водворится спокойствие, почти наверняка не все птенцы вернутся в родные пенаты...

Дно становится вязким, стопа по щиколотку утопает в сапропель, с трудом высвобождаю ее, чтобы сделать следующий шаг. Ох, как не нравятся мне эти последние полсотни метров перед остро

вом. Не из-за того, что можно оступиться и искупаться, а из-за опасения намочить магнитофон, микрофон и фотоаппарат. А на этот раз в руках еще и «палас» — добрый пук сухой травы — увы, неистребима потребность городского человека в комфорте!

Еще несколько неверных шагов, и под аккомпанемент истошных птичьих воплей я ступаю на остров. Как не остерегался, а воды черпанул. Успела ли она просочиться сквозь футляры? Скорее в палатку. Там выясняется, что микрофон и магнитофон надо срочно сушить. Настроение испорчено, но наблюдения в этот день все же провел.

На мелководье пасутся кулики — травник и шилоклювка. Есть у них интересная особенность. Если опасность грозит птенцам, родители стараются отвлечь хищника на себя, прикидываясь подранком — отводят. Шилоклювки это делают очень умело: пригибаются болезненно к земле, волочат распущенное крыло, потом срываются с места и с криками тревоги описывают вокруг нарушителя спокойствия круги. Вот тут-то их и записывай! Многие явления в природе быстропроходящи, упустил какую-то интересную ситуацию — все! Когда еще посчастливится?

Был такой эпизод. Шагая — в какой раз! — вдоль пустынного побережья Азовского моря в пределах заказника, я приметил пару куликов-сорок. Они устроили одинокое гнездо в рискованном месте — в нескольких метрах от уреза воды. Я не сомневался — обреченная кладка, ее либо разорят бродячие серебристые чайки, либо смоет бурной волной.

Но нет, все обошлось. В один прекрасный день одно из трех яиц оказалось наклюнуто, и в отверстии замаячил белый клювик готового вылупиться птенца. Родители, до этого дня при моем приближении молчаливо отлетавшие прочь — обычная манера страховки куликов,— вдруг стали крикливыми и назойливыми. День клонился к вечеру, и я поторопился вернуться за магнитофоном и фотоаппаратом, ругая себя, что изменил правилу и в маршрут вышел налегке.

Но мне удалось записать на ленту и крики родителей, и писк птенца в яйце. Уже в кромешной темноте ушел я восвояси. А когда на следующий день рано утром вернулся на место, чтобы взят^ь новое «интервью» у птенцов, гнездовая лунка была пуста. Даже скорлупы не оказалось. За ночь родители увели птенцов в безопасное место.

Но не всякое наблюдение проходит так гладко. Взять хотя бы случай с серой цаплей. В лимане этих голенастых сравнительно много — летовавшие птицы кормились на мелководьях. Посмотришь днем в бинокль — шеренга цапель выстроилась в протоке, соединяющей лиман с морем. Здесь птицы «бычкуют» — ловят рыбу-бычка.

Цапля на охоте — живая скульптура: стоит, не шелохнется, смотрит вниз, словно гипнотизирует рыбу. Вдруг резко

36