Вокруг света 1984-05, страница 37

Мы прилетели на Северную Землю в конце марта 1949 года. Здесь, прямо на льду пролива Красной Армии, руководство высокоширотной воздушной экспедиции «Север-3» решило организовать промежуточную базу (ее так и назвали — база номер два). Для этого требовалось «совсем немногое»: подготовить взлетно-посадочную полосу, заровнять и затрамбовать снегом выбоины и колдобины, срубить торчащие льдины, завезти с Большой земли бочки с бензином, запасы продовольствия, аппаратуру, оленьи шкуры и множество других вещей.

Отсюда экипажи, отдохнув и заправив горючим самолеты, пойдут дальше, на север, к сердцу Арктики.

...Северная Земля. Еще совсем недавно она была «белым пятном» на географических картах, неким «таинственным островом» двадцатого века. В 1913 году гидрографическая экспедиция Северного Ледовитого океана, руководимая талантливым русским гидрографом Борисом Вилькицким, обнаружила к северу от мыса Челюскин неизвестную землю, названную Северной. Но на географическую карту удалось положить очертания только южного и части восточного берега. Тяжелые льды надежно оберегали загадочный архипелаг.

Спустя семнадцать лет, в конце августа 1930 года, на пологий берег невысокого островка, названного Домашним, высадилась четверка полярников: географ Георгий Алексеевич Ушаков — начальник экспедиции, геолог Николай Николаевич Урванцев, радист Василий Васильевич Ходов и охотник-промышленник Сергей Проко-фьевич Журавлев. Это они дали названия безымянным островам архипелага, его мысам и заливам, горным пикам и ледникам. Это они нарекли полоску воды, отделяющую остров Комсомолец от острова Октябрьской Революции, проливом Красной Армии.

Одна из их стоянок была где-то неподалеку от того места, где приземлился наш самолет...

Разгрузив машину, мы принялись устанавливать палатки. Мороз, да еще с ветром, заставлял пошевеливаться. Палатки, привезенные нами, были тогда новинкой — отличные палатки, сконструированные инженером Сергеем Шапошниковым специально для полярной экспедиции. Он назвал их КАПШ-1 — каркасная арктическая палатка Шапошникова.

Наконец серебристые дюралюминиевые дуги и свертки тонкой прочной кирзы превратились в три аккуратных черных полушария. Баллоны с пропаном внесены внутрь, пол выложен в три слоя оленьими шкурами. Запылали газовые плитки, забулькала в чайниках вода. Теперь не страшен ни мороз, ни ветер. Вскоре каждый занялся своим делом: радисты стали налаживать радиостанцию, синоптики — устанавливать приборы, кто полез с книгой в спальный мешок, а я, натянув куртку,

закинул на спину карабин (на снегу вокруг лагеря виднелись отпечатки медвежьих лап) и отправился в первый в своей жизни арктический поход...

Уже потом, закрепившись на этой промежуточной базе, мы создали основную базу экспедиции «Север-3» близ самого полюса.

Приподнялась откидная дверь, и в прямоугольнике входа показался сначала один рыжий унт, затем второй. Следом протиснулась фигура в громоздком меховом реглане. Это был Василий Гаврилович Канаки — полярный аэролог и мой первый пациент, с которым, несмотря на разницу в возрасте, я успел подружиться.

— Да у тебя здесь Ташкент,— довольно сказал он, расстегивая шубу и присаживаясь на краешек кровати.— Кончай ночевать, доктор. Сегодня грешно разлеживаться. Девятое мая.

Пока я натягивал меховые брюки, свитер, суконную куртку, Канаки поставил на одну конфорку ведро со льдом, на другую — чугунную сковородку, достал из ящика несколько антрекотов, завернутых в белый пергамент, и брусок сливочного масла. Затем, обвязав шнурком буханку замерзшего хлеба, подвесил ее оттаивать над плиткой.

А я, обернув шею махровым полотенцем и сжимая в руке кусок мыла, выскочил из палатки. Холодина! Наверное, градусов тридцать. Ветер пробирав' до костей. Я осторожно сгреб пушистый мягкий снег и начал неистово тереть им руки и лицо. Лицо запылало, словно обваренное кипятком. Не сни

жая темпа, растерся полотенцем и пулей влетел обратно в палатку.

Борис уже оделся и усердно помогал Гаврилычу накрывать на стол.

Скрип снега возвестил о приходе нового гостя. Это был Володя Щербина. Лихой летчик-истребитель в недавнем прошлом, сейчас он пересел за штурвал полярного трудяги Си-47.

— Здорово, братья славяне! С праздником! — Щербина выложил на стол крупную мороженую нельму.

За стеной снова послышался топот. Кто-то подбежал к палатке.

— Доктор дома?

— Заходи! — отозвался я.

— Давай быстрее к начальнику. Кузнецов срочно вызывает.

...Палатка штаба была недалеко, но пока я бежал до нее, меня не покидало смутное чувство тревоги: неужели что-то случилось? Здесь, в самом центре Северного Ледовитого океана, за тысячи километров от Большой земли, я был единственным врачом, и ответственность за здоровье, а может, и жизнь товарищей по экспедиции лежала на мне.

Потоптавшись у входа, чтобы перевести дух, я решительно шагнул через высокий порожек.

Штабная палатка была просторной, светлой. Вдоль стенок располагались койки-раскладушки, по три с каждой стороны.

Слева от входа стоял на коленях мужчина в толстом коричневом свитере. Перед ним на брезенте валялись детали разобранного «конваса». Одну из них он тщательно протирал белым куском фланели. Это был главный