Вокруг света 1985-01, страница 48

Вокруг света 1985-01, страница 48

«Чародейка». Еще дальше, под фиолетовыми шарами сон-травы, свили гнездо пуночки, среди кочек в конце морены обитала семья горной куропатки. А под самой сопкой, в гранитных развалах, все лето стоял неумолчный писк: там лежал огромный «город» — колония пищух.

В зыбкой и туманной стране ручьев с запада на восток осыпи и террасы сопки пересекала баранья тропа. Вообще, по нашим наблюдениям, название «баранья» в достаточной степени условно. Этой тропой пользовались почти все звери, обитавшие в округе. Мы видели там лису и песцов, хотя не могли понять, что им нужно на такой высоте; дважды наблюдали волка, цели которого были довольно ясны; много раз — нашего Мокву. Иногда он просто возлежал на широком участке тропы.

— Народ наблюдает,— говорил в таких случаях сын.

Наверное. Наблюдал и намечал поправки к законам, по которым жило его царство. А потом на тропе появлялись бараны и как ни в чем не бывало шествовали по следам предыдущих посетителей. Они, видно, четко определяли время, когда тут побывал хищник, и точно выводили степень опасности для себя. Тропа «работала» и зимой.

...Метров за триста от дома медведь встал на задние лапы и долго водил носом, задирая его повыше. Получив

НИКОЛАЙ БАЛАЕВ

ДВОЙНОЙ ПОЛЯРНЫЙ ВАРИАНТ

МОКВА

Оедведь! — завопил сын. Мы с женой выбежали на крыльцо. Домик наш стоял в горах, за двести верст от центральной усадьбы совхоза, под крутой сопкой на берегу большого озера и назывался перевалбазой Рымыр-кэн. Она предназначалась для снабжения продуктами кочевавших в горном районе чукчей-оленеводов и аварийной связи. Я был заведующим, жена радисткой, а четырехлетний сын, пока не связанный должностями и званиями, в обстановке полной свободы осваивал окружающий мир.

— Медве-е-едь! — продолжал вопить он.— Мо-о-оква!

Моква — это из Лонгфелло. Так медведь, на территории которого, как выяснилось позже, стояла перевалбаза, получил имя собственное. Мы «арендовали» у него ледниковую морену много лет, хорошо познакомились с богатыми угодьями хозяина и навсегда полюбили синюю озерную долину, лиловые горы и фиолетовые распадки с мурлыкающими ручьями. С тех пор прошло немало

лет, но я часто по ночам слышу голоса птиц и зверей, населявших берега озера, особенно осенний, жуткий от тоски крик полярной гагары. «Рымыркэн» в переводе с чукотского что-то вроде «плохого гостя».

Мы быстро установили контакты с жителями звериного царства, подданными Владыки Тундры, медведя Моквы Не последнюю роль тут сыграло табу на применение без особой нужды оружия.

Дом стоял на сухом моренном бугре, склоны которого покрывали заросли шикши, и сын по утрам завтракал сначала там, а добирал калории позже за столом. В середине лета бугор розовел ог цветущего иван-чая.

Звери и птицы жили вокруг, начиная почти от порога. Горные трясогузки поселились в жестяной банке из-под галет. Когда у них в семье случались неурядицы, банка превращалась в барабан и звенела на весь бугор. Чуть дальше, в конфетной коробке, жила семья краснозобого конька. Впрочем, хозяин семьи весь период высиживания «жил» на кончике воткнутой рядом палки и ужасно шумел, стоило нам приблизиться к коробке с надписью

какие-то сведения, он тяжело помотал головой, обошел вокруг дома и залег под сопкой.

— Наверное, думает: как теперь жить дальше? — предположил сын.— Везде стали они, люди.

— Не мешает и нам подумать,— сказал я.— На тему: везде стали они. медведи.

— Стрелять не дам,— решительно сказала жена.

— А если осада затянется?..

Пока мы обсуждали обстановку, медведь полез вверх.

— Интересное придумал,— уверенно сказал сын.

Что именно, мы узнали на следующий день, когда во время обеда услышали треск дерева. Выскочили на крыльцо. Двери на сарае не было. Кругом валялись голубые банки, а вдалеке бежал медведь Моква с ящиком в зубах.

— Жу-у-ули-ик! — Сын рванулся следом.— Сгущенку уворовал!

— Платить кто будет?! — Я тоже побежал.— Совхозное тащишь!

— Не трогайте его! — кричала жена.— Мне запишешь, заплачу!

Забравшись на тропу, медведь стал

46